Николай Былков: «Карательный аппарат "революционной власти" — говорил Дзержинский в своей записке от 17-го февраля 1922 г. — "должен был представлять кристально-чистый институт народно-революционных судей и следователей, снабженных чрезвычайной властью". Слишком поздно было уже в 1922 г. говорить о том, что должно было быть, следовало уже говорить о том, что вышло. "Сотрудники Ч. К." — утверждал дальше шеф этого института — "выбирались заботливо из состава партии и состояли из идейно чистых и в своем прошлом безукоризненных лиц, ибо только при таком качественно-преобладающем элементе своих служащих Ч. К. была в состоянии выполнить порученный ей революционным пролетариатом (?!) обязанности". Даже, если бы это было так в действительности, то атмосфера произвола, установленная самими творцами новой политической полиции в России, неизбежно развратила бы лучшие даже элементы. Историограф Ч. К. Лацис сам должен был признать, что необходима постоянная смена работающих: "как бы честен не был человек, каким хрустальным сердцем он не обладал, работа Ч. К., протекающая в условиях, исключительно действующих на нервную систему и притупляющих чувства этическия, дает себя {273} знать. Только редкие сотрудники вне влияния этих условий работы". Деятельность Ч. К., по свидетельству Лациса, повлияла разлагающим образом "на многих, не окрепших характером молодые коммунистов". В Ярославской губ. Ч. К. был следователь, бывший водопроводчик. В начале он "работал хорошо, а потом начал пить". "Был у него друг-гармоньщик, с которым они вместе пьянствовали. Вот он напьется и идет допрашивать арестованных. А чтобы ему не скучно было, он с собой и друга своего брал. Этот допрашивает, а тот на гармошке наигрывает… Был он малограмотный. Писать настоящаго заключения не мог и только выводил каракулями: "белай расхот". Эта эпическая картина из быта Ч. К. нарисована одним из бывших следователей той же Ярославской губернской Ч. К., сидевшим в подвале губчеки с автором статьи "Штрихи тюремнаго быта" в сборнике "Че-ка"… Чекисты — это привиллегированные во всех отношениях элементы новаго "коммунистическая" общества — и не только по полноте власти, но и по внешним материальным условиям быта.» VIII. «Краса и гордость» / «Красный террор в России 1918–1923» Мельгунов С. П.
Николай Былков: Чекисты — это привиллегированные во всех отношениях элементы новаго "коммунистическая" общества — и не только по полноте власти, но и по внешним материальным условиям быта. В. Ч. К. в Москве это своего рода государство в государстве. У нея целые кварталы реквизированных домов — несколько десятков. Есть своя портняжная, прачечная, столовая, парикмахерская, сапожная, слесарная и пр. и пр. В подвалах и складах огромные запасы съестных продуктов, вин и других реквизированных вещей, идущих на потребу служащих и часто не подвергающихся даже простому учету… В голодные дни каждый чекист имел привиллегированный паек — сахар, масло, белая мука и пр. Каждый театр обязан присылать в В. Ч. К. даровые билеты и т. д. И в других городах мы можем, конечно, наблюдать аналогичное. Ч. К. повсюду занимает лучшие дома. Если Ч. К. появляется в Севастополе, то, конечно, в гостинице Киста. В Одессе также образовался {274} "чекистский городок", где находятся все нужныя для его обитателей учреждения, не исключая парикмахерской, кинематографа и пр. В Житомире Ч. К. имеет даже свою театральную труппу. "Типы пьянаго матроса-чекиста и юнца с огромным револьвером за поясом — писали как-то "Общему Делу" — скоро станут достоянием истории. Их заменяют изысканно вежливые следователи из юристов и недоучившихся студентов". Это соответствует, пожалуй, действительности — постепенно изменяется состав чекистов, особенно в провинции. Но тем отвратительнее теперь эти "холеные, лощеные, с иголочки одетые", столь выделяющиеся на общем фоне обнищания, люди, "свободно располагающие жизнью и смертью своих пленников". "Имя Ч. К. должно быть не только громко, но и чисто"… Могло ли это быть тогда, когда в одной Москве числилось по разным учреждениям в общем чуть ли не 20.000 (?!) этих агентов с привиллегированным пайком? Только в одной В. Ч. К. непосредственных служащих в 1919 г. было более 2000, из них три четверти латышей. Латыши вообще занимают особое положение в учреждениях Ч. К. Они служат здесь целыми семьями и являются самыми верными адептами новаго "коммунистическаго строя". Это своего рода "чужеземная опричнина" — в Москве Ч. К. называли "вотчиной латышей". Бюллетень левых с.-р. так характеризует эту тягу к Ч. К. со стороны латышских элементов: "В Москву из Латвии в В. Ч. К. едут, как в Америку, на разживу". Латыши и латышки, зачастую почти не владея русским языком, ведут иногда допросы, производят обыски, пишут протоколы и т. д. Разсказывают "забавныя" истории, но далеко не забавныя для тех, кто является объектом их. Звали идейных людей, а в огромном большинстве шло отребье. В Ч. К. проникают "преступные элементы" — констатировал Крыленко. И слишком много и повсеместно. Так должно было быть {275} неизбежно.[2] Туркестанский цирковый клоун или содержатель публичнаго дома не являются исключением на общем фоне, характеризующем состав деятелей Чрезвычайных Комиссий. Но ведь они могли быть и не преступниками, как им не был, может быть, бывший кучер в. кн. Владимира Александровича Пузырев, сделавшийся в Одессе следователем Ч. К. Зато сплошь и рядом среди видных следователей оказывались разоблаченные потом бандиты, убийцы, воры и мошенники. Фактов слишком много. Мы их могли бы привести десятками. Их не мало и в сборнике "Че-Ка". Например, притоном оперировавшей в Екатеринодаре шайки грабителей оказалась квартира следователя Чеки Климова; агент секретно-оперативнаго отдела той же Чеки Альберт, делегированный Союзом Молодежи в число студентов Кубанскаго Университета, оказывается также главарем шайки грабителей. О том же можно найти массу данных в опубликованных уже материалах "Особой Комиссии": перед нами пройдет целая галлерея и бывших и настоящих грабителей. И в Москве деятели Ч. К. оказались прикосновенными к "бандитизму". В Одессе — свидетельствует один из служащих Ч. К. в 1919 г., — среди сотрудников оперативнаго Отдела было "много уголовных преступников", которые "сами писали ордера для обысков, вымогали и похищали". Мы этих бандитов найдем и среди ответственнаго персонала советской администрации. Одесса, очевидно, по своей южной экспансивности дала особо яркие примеры. Один из допрашивавшихся Деникинской Комиссией {276} юристов разсказывает: "Преступные элементы быстро освоились с советской властью и очень тесно сошлись… В городе пошли слухи, что секретарь Чека, т. Михаил, является никем иным, как известным налетчиком Мишкой Япончиком, но 25-го мая (1919 г.) в No. 47 "Известий С. Р. Д." появилось оффициальное опровержение этого слуха, причем в этом опровержении Мишка Япончик именовался "небезызвестным грабителем". Прошло несколько дней и в газетах, кажется в "Коммунисте", было напечатано письмо Михаила Винницкаго, он же Мишка-Япончик, что он всю жизнь боролся за идеалы коммунизма, что он грабил только буржуев, а еще через короткое время т. Михаил Винницкий начал делать большую карьеру; свою шайку воров и грабителей обратил в специальный полк, 54 Советский, и был назначен командиром этого полка… Когда же началась мобилизация коммунистов, то политкомом в полк Япончика был назначен сам т. Фельдман, душа и главная творческая сила Исполкома".[3] "Взятки и подлог, два непременных спутника прежняго буржуазнаго "строя" — писали как-то в 1918 г. в "Еженедельнике" Ч. К. Едва ли стоит повторять это теперь, когда советской власти приходилось не так давно объявлять специальныя "недели" борьбы со взятками! Достаточно, пожалуй, указать на процесс в Верховном Революционном Трибунале некоего Косарева, занимавшаго ответственную должность члена контрольно-ревизионной комиссии, которая имела целью проверку закономерности действий всех остальных органов Ч. К. Оказалось, что раньше он был приговорен к 10 годам каторги за убийство старухи с целью грабежа. В 1920 г. Косарев судился за доставку вагона дров вместо вагона замороженной дичи. В 1922 г. в Московском Революционном Трибунале разсматривалось дело коменданта одного из провинциальных трибуналов, Тарабукина, оказавшагося в своем прошлом бандитом. Его судили за вымогательство. Тарабукин со своим помощником убил ювелира и присвоил себе ценностей на 20 миллионов. Иногда и в порядке административном большевицкая власть свирепо расправлялась со своими агентами, попавшимися в слишком вопиющих взятках, циничных грабежах и т. д. И все-таки все это было лишь исключением из общаго правила полной безнаказанности. Можно было призывать к безпощадному истреблению этих "гадин", портящих весь советский аппарат, как это делал Закс в период своего заместительства Дзержинскаго[6] и в то же время прекрасно сознавать, что без этих "гадин" аппарат {278} существовать не может. И сколько случаев можно зарегистрировать, когда присуждаемые за уголовныя деяния к разстрелу выпускались из тюрьмы и получали немедленно крупное назначение. Старые способы охранки — провокация, осуждены членами комиссии" — гордо говорил еще в октябре 1918 г. в Петрограде на собрании конференции чрезвычайных комиссий Северной области руководитель петроградской Ч. К. В действительности, начиная с дела английскаго консула в Москве Локкарта, который был приглашен по инициативе Петерса на заседание фиктивнаго "комитета бело-гвардейцев", (как то впоследствии признала сама "Правда"), вся деятельность чекистскаго "аппарата" строилась на самой грубой провокации, которой давалась санкция свыше. 5-го декабря 1920 г. за подписью Дзержинскаго "Особым Отделом" был разослан специальный секретный приказ, в пункте пятом котораго рекомендовалось "устройство фиктивных белогвардейских организаций в целях быстрейшаго выяснения иностранной агентуры на нашей территории". /// Характерно дело анархистов Льва Чернаго, Фани Барон и др., разстреленных в 1921-г. за уголовныя преступления — печатание фальшивых советских денег. По этому поводу берлинские анархисты в своей брошюре[16] пишут: "Установлено не только то, что казненные товарищи не имели никакого отношения к уголовным делам, за которыя их казнили, но также и то, что идея печатания фальшивых советских денег исходила из Московской Чека. Два ея агента — Штейнер (Каменный) и шоффер-чекист — связались с некоторыми уголовными элементами, вошли в знакомство с целью предательства с некоторыми анархистами и начали затевать дело печатания фальшивых денег и экспроприации. Делалось это с ведома и под руководством М. Ч. К.". {282} Припомните вышеприведенныя телеграммы Ленина об анархистах — и дело станет более, чем правдоподобным. "Че-Ка" — это старая охранка со всеми ея приемами, со всеми ея методами психологическаго воздействия, как отметил в своих исключительно правдивых очерках о России немецкий коммунист Фридрих Минк.[17] Отдел наркомздрава, живет широко, ни в чем себе не отказывая. Время от времени создают, чтобы отличиться пред центром, — искусственные заговоры против советской власти. {283} "Ч. К. на страже революции"… И когда в большевицких кругах идут разговоры о ея сокращении, о введении в норму — тогда на сцену появляется старый прием устрашения, выработанный долгой практикой Департамента Полиции. Раскрывают существующее и несуществующие контр-революционные заговоры: "Ч. К. на страже революции"! Может быть, появится и свой "коммунистический" Азеф! В Москве при В. Ч. К. существует особый штаб "проституток". Специально использоваются дети 12 — 14 лет, которыя за свою работу получают деньги, подарки, сладости. Сотням предлагают купить свою жизнь, приняв на себя функции тайных агентов Ч. К. Сколько трагедий на этой почве! Вот {284} некая В. под угрозой разстрела отца соглашается на предложение Ч. К. Укоры совести ведут к самосожжению….[19] Аналогичную историю самоубийства одной женщины, повесившейся после оговора невинных людей, разсказывает корреспондент "Times" в своих известных очерках "Russia to-day". "Надо проследовать в дебри средневековья, — добавляет он — чтобы найти что либо подобное Г. П. У."[20] Провокация процветает в низах. Недаром, как свидетельствует сама "рабочая оппозиция" коммунистической партии, в рабочих кругах комячейки называются "комищейками". Тюрьмы полны так называемыми "наседками".[21] Безконечное количество крупных дел о взятках, подлогах, хищениях и пр., оканчивавшихся смертным приговором, сфабрикованы были самими агентами Ч. К., заинтересованными лично в процентном отчислении с каждаго дела (за раскрытие дел о спекуляции следователь получал 5% суммы). Я знаю, напр., одно дело, начатое в Москве местной Ч. К. при характерных бытовых обстоятельствах. У некоего Р. кутили два следователя, арестовавших разоткровенничавшихся хозяина и гостей. Жена Р. обратилась к прис. пов. П. Тот написал в президиум Ч. К. бумагу с изложением дела. Финал был неожиданный. П. был арестован, так как у него не было "права" обращаться {285} в Ч. К. В результате он попал в Новоспасский концентрационный лагерь. Система массовых обысков, арестов, облав и засад — это особый способ "самоснабжения чекистов", по словам одного из составителей сборника "Че-Ка". Что же это неправда? Ответом может служить характерное объявление самого Московскаго Совета, помещенное в газетах 9-го декабря 1919 г.: здесь признавалось, что все квартиры, где были засады, подверглись "полнейшему разгрому" — "обворовывались до основания". Да, многия чекистския организации действительно были "бандитскими и мародерскими", как их назвал первый большевицкий комиссар юстиции левый с.-р. Штейнберг. И когда начинали обличать эти "бандитския и мародерския организации", оне находили авторитетных защитников в лице истинных вдохновителей и руководителей Чрезвычайных Комиссий. Так выступил на их защиту еще 22-го сентября 1918 г. сам Петерс: "За последнее время — писал он в No. 2 "Еженедельника В. Ч. К." — враги советской власти снова начинают распространять гнусную клевету о взятках, подкупах, ложных доносах"… "Нечего падать в обморок — продолжал он — если было несколько случаев злоупотреблений: новые люди не привыкли к юридической мудрости". Все обвинения объявлялись "безсовестной ложью буржуазии". 16-го февраля 1923 г. в Москве на Никитском бульваре, по сообщению корреспондента "Последних Новостей", покончил с собой выстрелом в висок один из ревизоров правительственной комиссии по обследованию Госполитуправления, Скворцов (бывший рабочий). При нем найден незапечатанный пакет с запиской на имя президиума Центральнаго Комитета Р. К. П. следующаго содержания: "Товарищи! Поверхностное знакомство с делопроизводством нашего главнаго учреждения по охране завоеваний трудоваго народа, обследование следственнаго материала и тех приемов, которые сознательно допускаются нами по укреплению нашего положения, как крайне необходимые в интересах партии, по объяснению товарища Уншлихта, вынудили меня уйти навсегда от тех ужасов и гадостей, которые применяются нами во имя высоких принципов коммунизма и в которых я безсознательно принимал участие, числясь ответственным работником компартии. Искупая смертью свою вину, я шлю вам последнюю просьбу: опомнитесь, пока не поздно, и не позорьте своими приемами нашего великаго учителя Маркса и не отталкивайте массы от социализма". Следует ли что-нибудь добавлять к этой "исповеди?… Чрезвычайныя Комиссии в своих действиях руководятся своим революционным опытом и совестью, а не статьей закона, как мы знаем, заявлял Петерс в декабре 1918 г. Что это значит? — Об этом ранее сказал сам Ленин: "Во имя достижения своих революционных целей, своих желаний все дозволено".[24] "Нам все разрешено — повторял самодовольно эти слова в No. 1 "Краснаго Меча" Лев Крайний, редактор этого органа — ибо мы первые в мире подняли меч не во имя закрепощения и угнетения кого-либо, а во имя раскрепощения и освобождения от рабства всех". Повернулось колесо историческое, изменилась правда и мораль. "Наша мораль новая"… И мы видим то небывалое в мире рабство, которое появлялось в России в результате поворота этого историческаго колеса. "Пора прекратить болтовню о том, что правовыя гарантии — буржуазные предразсудки"… "Разве вы не слышите — писал в феврале 1919 г. Дьяконов, с именем котораго мы встречались уже при протесте против тюремных "кладбищ живых" — раздающихся из мест заключения, с фабрик и заводов голосов не каких-либо контр-революционеров, а самых настоящих рабочих и крестьян и даже коммунистов, требующих устранения порядков, при которых могут человека в тюрьме держать, по желанию предать в Трибунал, а захотят — разстреляют"… Это "самосуд и беззаконие", при чем автор статьи заранее оговаривался, что было время, когда революция давала право на убийство. {290} "Можно быть разных мнений о красном терроре — писал старый большевик Ольминский[25], — но то, что сейчас творится в провинции, это вовсе не красный террор, а сплошная уголовщина". Он указывал, напр., на явление, когда мальчик 16 лет, бывший "вор и хулиган", получал право в деревне убивать людей. "Житье у нас ужасное — писал в мае 1921 г. корреспондент "Рижскаго Курьера" из Пскова, — "в каждом доме, в каждой квартире и на улице кишат, как муравьи, шпионы… В каждом доме живут коммунисты, которые жадно наблюдают за жильцами… Все чувствуют себя точно в тюрьме, боятся друг друга, даже в своей семье брат косится на брата, не будучи уверен в том, не коммунист ли тот. Мы все измучены и устали, барахтаясь в этом проклятом муравейнике шпионажа". В дополнение можно привести характерный, уже оффициальный документ, именующийся "задания секр. уполномоченным на янв. 1922 г." Документ этот предписывает агентам: 1. Следить за Администрацией фабрик и интеллигентными рабочими, точно определять их политические взгляды и во всех их Антисоветских Агитациях и пропаганде доносить. {293} 2. Следить за всеми сборищами под видом картежной игры, пьянства (но фактически преследующих другия цели), по возможности проникать на них и доносить о целях и задачах их и имена и фамилии собравшихся и точный адрес. 3. Следить за интеллигенцией, работающей в сов. учреждениях за их разговорами, улавливать их политическое настроение, узнавать о их месте пребывания в свободное от занятий время и о всем подозрительном немедленно доносить. 4. Проникать во все интимные кружки и семейныя вечеринки господ интеллигентов, узнавать их настроение, знакомиться с организаторами их и целью вечеринок. 5. Следить, нет ли какой либо связи местной интеллигенции, уездной, центральной и заграницей и о всем замеченном точно и подробно доносить.[31] Зиновьев в день пятилетняго кроваваго юбилея Чрезвычайных Комиссий писал: "Меч, вложенный в руки В. Ч. К., оказался в надежных руках. Буквы Г. П. У. не менее страшны для врагов, чем буквы В. Ч. К. Это самыя популярныя буквы в международном масштабе"… Когда то в "Черном Переделе" переименование III Отделения в Департамент Государственной Полиции называли актом "величайшаго посмеяния над русским обществом". Как назвать "реформу" превратившую В. Ч. К. в Г. П. У., итоги которой так отчетливо подвел Зиновьев?… В России на обывательском языке буквы В. Ч. К. переводились словами: "всякому человеку капут". Мы не знаем, как переведет обывательское острословие новыя буквы Г. П. У.[32] Но в международном масштабе это символ той, по словам Каутскаго, "Головы Медузы", от которой с отвращением должна отворачиваться вся демократия. Наша совесть не {294} имеет права успокоиться на скепсис Ан. Франса: "все революции поднимают безсмысленныя жертвы". Как то московская "Правда"[33], повторяя более раннее обещание Троцкаго "перед уходом хлопнуть дверью на весь мир", писала: …"тем, кто нас заменит, придется строить на развалинах, среди мертвой тишины кладбища". В России установилась уже эта мертвая тишина кладбища. "И мы знаем своим потрясенным разумом и мы видели своими помутившимися глазами то, чего не знали и не видели десятки прошлых поколений, о чем смутно будут догадываться, читая учебники истории, длинные ряды наших отдаленных потомков… Нас не пугает уже таинственная и некогда непостижимая Смерть, ибо она стала нашей второй жизнью. Нас не волнует терпкий запах человеческой крови, ибо ея тяжелыми испарениями насыщен воздух, которым мы дышем. Нас не приводят уже в трепет безконечныя вереницы идущих на казнь, ибо мы видели последния судороги разстреливаемых на улице детей, видели горы изуродованных и окоченевших жертв террористическаго безумия, и сами, может быть, стояли не раз у последней черты. Мы привыкли к этим картинам, как привыкают к виду знакомых улиц, и к звукам выстрелов мы прислушиваемся не больше, чем к звуку человеческих голосов. Вот почему перед лицом торжествующей Смерти страна молчит, из ея сдавленной груди не вырывается стихийный вопль протеста или хотя бы отчаяния. Она сумела как то физически пережить эти незабываемые четыре года гражданской войны, но отравленная душа ея оказалась в плену у Смерти. {295} Может быть, потому разстреливаемая и пытаемая в застенках Россия сейчас молчит…" Так писал автор замечательнаго очерка "Корабль Смерти".[34] Мы молчим, но за нас немолчно говорят мертвецы из саратовскаго оврага, харьковских и кубанских застенков, холмогорскаго "лагеря смерти". Нет! мертвые не молчат! {296}» VIII. «Краса и гордость» / «Красный террор в России 1918–1923» Мельгунов С. П.
Николай Былков: Записки бывшего подполковника КГБ: Разведчики ''специального назначения'' в Афганистане «Хафизулла Амин Руководитель Афганистана Амин был бездоказательно обвинен в том, что является агентом спецслужб США, а также в том, что склонен способствовать созданию в Афганистане американских военных баз, оснащенных баллистическими ракетами "Першинг", которые могли поразить среднеазиатские республики СССР и восток Российской Федерации. Cудьба Амина была предрешена. На основании информации, которую в Политбюро ЦК КПСС регулярно направлял в Москву генерал Иванов, в Политбюро приняли решение о физическом устранении Амина и вводе советских войск в Афганистан. При этом проигнорировали мнение руководства вооруженных сил СССР. Чем же так не угодил генералу Иванову и его патрону Питовранову генеральный секретарь ЦК Народно-патриотической партии Афганистана, председатель Революционного совета и премьер-министр страны Хафизулла Амин? Известно было, что этот афганский лидер многократно и публично позиционировал себя, как друга Советского Союза, и конфиденциально просил руководителей КПСС о военной помощи. Амин в беседах с советскими представителями в Афганистане подчеркивал свое восхищение Сталиным и его методами построения социализма в СССР. За что же тогда такая немилость – жестокое убийство спецназом КГБ Амина и членов его семьи? Вариант смены руководителя Афганистана советским руководством рассматривался именно, как акт физического устранения Амина. Живой Амин оказался не нужен. Не устраивал Питовранова Амин по cледующим причинам. "Просматривая перед поездкой в Афганистан свои афганские '"святцы"' Евгений Петрович нашел давнюю заметку о Салехе Дауде, дальнем родственнике бывшего афганского короля и крупном предпринимателе. Он вполне дружелюбно относился к Советскому Союзу и надеялся при посредничестве Торговой палаты значительно активизировать коммерческую деятельность. Питовранов пообещал ему содействие. Приход к власти Амина заставил Дауда на время покинуть страну и переселиться в Италию. Там, в торговой палатке Милана, они случайно встретились с Евгением Петровичем. Дауд сообщил что с приходом к власти Кармаля он собирается вернуться на родину и напомнил об обещании Питовранова. По мнению Евгения Петровича, Дауд, имеющий широкие связи в деловых кругах, а также среди шейхов и вождей наиболее влиятельных племен, мог быть полезным для нашей службы. Этому благоприятствовало и наличие многочисленных родственников, занимающих высокие посты в государственном аппарате, а также образованности и порядочности самого Дауда". Это цитата из книги бывшего руководителя 8-го отдела генерал-майора Александра Киселева "Сталинский фаворит с Лубянки". В описываемый период он был еще полковником. В этой апологетической книге он рассказал о жизни cвоего кумира Питовранова. Киселев многие годы был доверенным лицом Питовранова и другом его семьи. Его книга невольно открывала тайные стороны деятельности этого неординарного человека и возглавляемой им неофициальной группы чекистов. Оказывая влияние на Андропова, Питовранов в немалой степени способствовал коллапсу социалистического строя в СССР и последующему его распаду. Начало этому положено было в Афганистане. Афганистан В период правления Амина Салеху Дауду не было места в Афганистане. Приведение к власти в стране при активном участии Советского Союза Бабрака Кармаля, лояльного к КГБ и советскому руководству, открывало для опытного бизнесмена Салеха Дауда, находящегося в хороших отношениях с новым лидером страны Кармалем, перспективы для широкого развития его бизнеса. Именно в этом был заинтересован Питовранов Авторитетный в деловых и политических кругах своей страны Дауд мог открыть группе Питовранова путь к природным богатствам Афганистана, на территории которого к востоку от Кабула располагались так называемые пегматитовые поля. В залегающих жилах, протянувшихся на многие десятки и даже сотни километров, содержались настоящие сокровища: рубины, изумруды, бериллы и редкие камни кунциты и гиддениты, а также редкоземельные металлы бериллий и торий. Без этих металлов невозможно было современное самолето- и ракетостроение. Особенностью этих месторождений являлись их доступность и возможность разработки простейшими методами. На севере Афганистана в горах Бадахшана залегают богатые залежи лазурита. В древние века в Ассирии, Вавилоне и Египте лазурит считался драгоценным камнем. Во многих гробницах египетских фараонов находились изделия из этого ценного камня. По легенде заповеди пророка Моисея были вырезаны корундами на досках из лазурита. Было чем поживиться в Афганистане людям деловым и предприимчивым, таким как Салех Дауд и Питовранов. На плохо контролируемой центральным правительством территории страны посредством глав племен и моджахедов без особого труда можно было организовать добычу полезных ископаемых примитивными способами и обеспечить их последующий нелегальный экспорт. Помимо этого с началом советской оккупации до огромных размеров разовьется нелегальный рынок по выращиванию конопли и производству героина. Произведенные в Афганистане наркотики хлынут на территорию СССР и далее будут следовать в Европу, принося доходы в сотни миллионов долларов тем, кто сумел организовать этот бизнес. Разведчики ''специального назначения'' – рабы группы Питовранова Особую роль в принятии без преувеличения рокового для СССР решения о вводе советских войск в Афганистан сыграла информация, поступавшая от специального представителя Андропова в этой стране генерала внешней разведки Иванова. Как уже указывалось, Иванов был одним из руководителей глубоко законсперированной группы чекистов, формально возглавляемой Андроповым. В действительности же руководящей и направляющей силой этой группы был генерал Питовранов. По официальной линии в Первом главном управлении деятельность группы Питовранова прикрывал его верный помощник Киселев, начальник 8-го отдела управления "С" ПГУ КГБ. Само управление "С" было преобразовано из отдела с таким же обозначением, которое являлось первой буквой фамилии его основателя – Якова Серебрянского – легендарного советского террориста, признанного мастера тайных операций. Вот как характеризовал Киселев основные направления деятельности этого подразделения в своей книге: "В 1973 я был назначен на должность начальника отдела "В" управления "С" ПГУ КГБ при СМ СССР. После измены офицера КГБ Лялина в 1976 году отдел был переименован в 8-й. В число задач отдела входило содействие повстанческим операциям по линии национально-освободительного движения, а также сотрудничество с ориентировавшимися на Москву руководителями палестинского сопротивления" (А. Киселев. «Сталинский фаворит с Лубянки». – Попов). Более подробно о деятельности 8-го отдела рассказывал многолетний начальник нелегальной разведки управления "С" генерал Юрий Дроздов в книге "Нужная работа": "В середине 70-х годов был сформирован 8-й отдел управления ''С'' (нелегальной разведки), который отслеживал все, что касалось спецназа войск НАТО и, естественно, готовил спецрезервистов из сотрудников КГБ. В мирное время отдел готовил условия (в том числе и агентурно-оперативные позиции) для действий разворачивающегося на его базе с наступлением военного периода управления диверсионной разведки ("ДР"), которому оперативно подчинялись ОБОН, а впоследствии КУОС и ОУЦ (подразделение "Вымпел")". Необходимые пояснения: ОБОН – Отдельная бригада особого назначения, КУОС – курсы усовершенствования офицерского состава, ОУЦ – отдельный учебный центр. Офицеры, прошедшие специальную подготовку, с легкой руки начальника управления "С" ПГУ КГБ СССР генерала Дроздова стали называться разведчиками специального назначения. Определение это заведомо лукавое, так как готовились они для осуществления диверсий на территории иностранных государств и были (и остаются поныне) диверсантами. Первая группа спецназа КГБ СССР, получившая название "Зенит", под командованием начальника КУОС полковника Григория Бояринова, проходила обкатку в Афганистане, прибыла туда еще летом 1979 года, за несколько месяцев до физического устранения Амина и ввода в страну советских войск. Офицеры "Зенита" скрытно от афганских властей осуществляли разведку стратегически важных объектов Кабула, включая дворец Тадж Бек, в котором укрылся Амин после неудачного покушения на его жизнь. Покушение было организовано противниками Амина в резиденции главы страны Тараки, о чем знал специальный представитель Андропова в Афганистане генерал Борис Иванов, и который, однако, рекомендовал Амину посетить своего политического наставника, ставшего его оппонентом. Чудом уцелевший Амин вскоре был отравлен во время якобы примирительного обеда, состоявшегося по инициативе организаторов предыдущего неудавшегося покушения. Очередное покушение на жизнь Амина осуществил его личный повар, являвшийся агентом 8-го отдела управления "С" ПГУ КГБ Михаил Талыбов. Руководил данным подподразделением, как уже говорилось, полковник Киселев, доверенный Питовранова. В который раз Амин уцелел. Спасли его врачи советского посольства, не подозревавшие, что тем самым путают карты в смертельной игре, которую вели "разведчики специального назначения", выполнявшие приказы своих кураторов. Поскольку оставлять Амина в живых не входило в планы тех, кто хотел сделать Афганитан своей вотчиной, грянул штурм дворца, где Амин и многие из числа его приближенных с трудом приходили в себя после тяжелейшего отравления. "Ошибку" советских врачей, спасших их от мучительной смерти, исправили "разведчики специального назначения", во время штурма безжалостно убивавшие всех подряд, включая женщин и детей. Как вспоминали впоследствии участники штурма, ковры, в изобилии покрывавшие полы дворца Тадж Бек, сочились пропитавшей их человеческой кровью. Амина убили. Число невинных жертв никого не интересовало, равно как и потери среди нападавших. Главный вопрос, который интересовал спецпосланника Андропова генерала Иванова: "Что с "Дубом?" ("Дуб" – это конспиративное название дворца Тадж Бек). Иванов нетерпеливо запрашивал о ситуации у докладывавшего ему по рации генерала Юрия Дроздова. Дроздов – у капитана второго ранга Эвальда Козлова, непосредственного участника штурма дворца Амина. Получив ответ, что дворец взят, Иванов, уже не прибегая к условностям, несколько раз переспросил: "Что с Амином?" Получив однозначный ответ от Козлова, что Амин убит, Иванов свою рацию тут же выключил. Штурм дворца Тадж-Бек и физическое устранение Амина явились лишь началом советской операции вторжения в Афганистана, завершившейся в феврале 1989 года выводом советской армии с территории этой страны. В течение 10 лет войны, помимо армейских подразделений и спецназа ГРУ Генштаба вооруженных сил Советского Союза, в Афганистане активно использовался спецназ внешней разведки, непосредственное руководство которым осуществлял 8-й отдел управления "С" ПГУ КГБ СССР. Первая группа разведчиков-диверсантов прибыла в Кабул 5 июля 1979 года в составе группы "Зенит-1" в количестве 38 офицеров. Все они имели заграничные паспорта на вымышленные фамилии и значились гражданскими специалистами в различных областях экономики. Следующая группа – "Зенит-2" – насчитывала 18 офицеров. К декабрю 1979 года в отряде было уже 130 человек. В дальнейшем спецназ КГБ СССР в Афганистане стал именоваться группой "Каскад". Всего на территории Афганистана в разных его провинциях действовало четыре состава группы "Каскад". Каждый отряд работал на подконтрольной для него территории от шести до девяти месяцев, после чего следовала замена. Последний, четвертый "Каскад" осуществлял боевую работу с апреля 1982 года по апрель 1983 года. По завершении миссии "Каскадов" в 1983 году создали отряд "Омега", также находившийся в подчинении 8-го отдела управления "С" ПГУ КГБ СССР. Офицеры "Омеги" были советниками в подразделениях афганских спецслужб. Одной из важнейших оперативных задач, которые должны были решать офицеры спецназа КГБ совместно со спецназом ГРУ, являлось нарушение караванных путей, по которым осуществлялось снабжение вооруженной афганской оппозиции с территории Пакистана. Как сообщает Википедия, "Караваны, считавшиеся принадлежностью прошлого, возродились в 1980-е годы во время афганской войны, когда они широко использовались афганскими повстанцами для перевозки оружия и боеприпасов через пакистанскую границу вглубь афганской территории". В противоположном направлении из Афганистана в Пакистан шла контрабанда афганских драгоценных камней и наркотиков, которыми оплачивались поставки всего необходимого для афганских антиправительственных вооруженных формирований. "Помню, как-то раз получили команду лететь вместе с десантниками брать караван с лазуритом, шедшим из Панджерского ущелья в Пакистан… В ЦК КПСС была отправлена анонимка, что на операции группой был захвачен и поделен груз 150 ишаков, груженных изумрудами. В общем, затаскали нас по инстанциям", – вспоминал один из советских разведчиков Эрбек Абдулаев. ("Записки разведчика специального назначения" Абдулаева напечатал альманах "Вымпел" в 1997 году. Предисловие к этим воспоминаниям написал начальник управления "С" ПГУ КГБ СССР генерал-майор Дроздов, отметивший, что некоторые эпизоды автор по просьбе Дроздова убрал. – Попов). Всякое происходило с караванами. Некоторые бесследно исчезали. Один из участников советской интервенции в Афганистане офицер военной разведки Алексей Чикишев, воевавший в составе 66-й десантно-штурмовой бригады (ДШБ) в провинции Газни в 1984–1985 годах и посвятивший действиям советского спецназа исследование под названием "Спецназ в Афганистане", писал: "Борьба с караванами и перекрытие границ – вопрос, неизменно вызывающий головную боль у советского командования… Спецназ громил не только караваны, доставляющие оружие, но и транспорты с продовольствием, медикаментами, различными товарами первой необходимости, предназначенные для населения… В одних группах принципиальные командиры могли приказать положить найденные в разгромленном караване магнитофоны, фотоаппараты, часы в одну кучу и проутюжить ее броневиком, в других – офицер закрывал глаза на все случаи мародерства, получая от солдат свою долю". Он же в указанном исследовании продолжал: "Начальство прилетало на вертолетах в район боевых действий, чтобы набрать себе лучшее из трофейного имущества… Потребительское отношение старших начальников, которые требовали достать уйму вещей, начиная с удобного импортного полевого обмундирования и кончая деньгами, превратилось в весьма распространенное явление. Единственными караванами, которые беспрепятственно проходили сквозь засады спецназа, были караваны кочевых племен. Их не трогали, ибо на этот счет были строгие приказы и инструкции". Приказы шли из Кабула, где располагалось командование 40-й армией (контингента советских вооруженных сил), резидентура КГБ СССР (внешняя разведка и военная контрразведка) и спецпредставитель Андропова в лице генерала Иванова. "Всю работу нашего ведомства с представителями других структур координировал Борис Семенович Иванов", – подтверждал Дроздов (Ю. Дроздов. "Записки начальника нелегальной разведки". – Попов). Иванов имел неограниченные возможности организовывать операции спецподразделений советской разведки, действовавшей в глубоком тылу оппозиционных афганскому правительству вооруженных формирований. Отдельные караваны беспрепятственно достигали цели, некоторые перехватывались и передавались вождям враждующих между собой племен; определенная часть уничтожалась. При этом очень кстати пришлись личные и деловые связи Питовранова и его оперативного контакта – крупного и авторитетного афганского бизнесмена Салеха Дауда. В стране, разоренной войной, Дауд получал, благодаря передаваемым ему караванам, огромные материальные ценности, и с молниеносной скоростью реализовывал их на рынках Кабула. Пригодились и широкие связи Дауда с вождями племен в разных частях Афганистана. Перехваченные караваны с оружием, боеприпасами и военным снаряжением переадресовывались контактам Дауда, за что вожди племен платили наркотиками или ценными афганскими изумрудами, уступавшими лишь всемирно признанными лучшими по качеству колумбийским лазуритам. Все это приносило огромные доходы. До ввода на территорию Афганистана советских войск объем ежегодного производства опиума в этой стране колебался от 200 до 400 тонн. Ко времени вывода войск СССР из Афганистана производство опиума возросло до 1000–1500 тонн. Свою коммерческую деятельность в Афганистане Питовранов и Иванов ловко маскировали информацией, представляемой Даудом, которая профессионально дополнялась ими сведениями, полученными от других 482 двух агентов. Общий объем получаемой советским руководством агентурной информации давал возможность представить Салеха Дауда агентом влияния советской внешней разведки в Афганистане, с которым Иванов и Питовранов поддерживали постоянный контакт. Киселев пишет: "Будучи полностью поглощен афганскими делами он [генерал Иванов], наезжая по разным поводам [из Афганистана] в Москву, неизменно интересовался делами "Фирмы". "Фирмой" именовалась подчиненная непосредственно Андропову спецрезидентура внешней разведки СССР. Руководил ею отставной генерал советской госбезопасности, заместитель председателя Торгово-промышленной палаты Питовранов. Иванов "давал очень дельные советы. Питовранов тоже нередко навещал его в Кабуле", – вспоминал Кисилев.»
Николай Былков: Только сейчас понял основную причину ввода наших войск в Афганистан, но тогда мы всем полком единым строем шагнули на "шаг вперёд" - на защиту южных рубежей нашей Родины от посягательств США, собравшихся создавать военные базы в Афганистане - так нам оповестили. Ещё сообщили, что Амин предал СССР, ведя переговоры за нашей спиной с США. Давно потом понял из многих документальных источников о лживости такого обоснования той войны. Причина нападения кроется в корыстных устремлениях т.Андропова, создавшего в тайне независимую спецгруппу внутри КГБ и подконтрольную лично ему. Выполнявшую его, Андропова, задачи по сохранению им власти над КГБ и "перехвату власти" в стране у КПСС. В советские времена КГБ жёстко контролировалось ЦК КПСС и лично Брежневым контролировался председатель КГБ Андропов, назначившего ему в замы(смотрящего) своего давнего знакомого. Член «молдавского клана» Цвигун, так же как К. У. Черненко и С. П. Трапезников, работал в Молдавской ССР одновременно с Брежневым. По мнению известного исследователя советской номенклатуры М. С. Восленского, именно этим обстоятельством объясняется его назначение на высокий пост в руководстве КГБ СССР с приходом Брежнева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Если вспомнить, как и когда ушёл из жизни Цвигун. Вики: Смерть Согласно официальной версии, в конце жизни Семён Цвигун тяжело болел раком лёгких. 19 января 1982 года он покончил жизнь самоубийством. Версию о том, что перед смертью Цвигун болел раком, опровергал его лечащий врач — академик Михаил Израилевич Перельман. В 1971 году именно Перельман оперировал Цвигуна по поводу рака легкого и подтвердил полное восстановление своего пациента, а спустя десять лет — в декабре 1981 года (за три недели до смерти Цвигуна) участвовал в консилиуме врачей и засвидетельствовал отсутствие у Цвигуна рецидива рака и других опухолей. Об этом Перельман сначала заявил в документальном фильме «Генерал Цвигун. Последний выстрел»[2], а позже написал в своей книге «Гражданин Доктор»[3][4][5][6]. Семья С. К. Цвигуна после его кончины получила на руки Свидетельство о смерти, где в графе «Причина» значилась «Острая сердечная недостаточность»[7]. Цвигун похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 7).В сентябре 1975 года авторитетная индийская газета "The Hindu" со ссылкой на британский журнал "New Statesman" опубликовало статью "Господин Брежнев и КГБ", в которой назвала Цвигуна наиболее вероятным преемником Андропова на посту главы КГБ и дала высокую оценку его профессиональным качествам: "Намеренное повышение позиций Цвигуна предполагает, что он является назначенным кандидатом на место преемника Андропова. Выбор будет интересен по нескольким причинам. После Берии Цвигун был бы первым главой КГБ, кто прошел в организации весь путь наверх с самых корней. Он вступил в органы госбезопасности в возрасте 23 лет в 1939 году, после того, как два года проработал школьным учителем. С тех пор он шел наверх неуклонно. До 1967 г. он был главой КГБ в Азербайджане, одной из кавказских республик, где он стал известен как человек, осуществивший чистку крайне коррумпированной партийной и государственной верхушки республики" [11] Возвращаясь к Афганистану. Если бы Амин переметнулся к американцам, то после своего отравления он бы сменил советских на американских телохранителей и специалистов, чего не произошло, и был уничтожен со всеми домочадцами спецназом СССР. Поскольку оставлять Амина в живых не входило в планы тех, кто хотел сделать Афганитан своей вотчиной, грянул штурм дворца, где Амин и многие из числа его приближенных с трудом приходили в себя после тяжелейшего отравления. "Ошибку" советских врачей, спасших их от мучительной смерти, исправили "разведчики специального назначения", во время штурма безжалостно убивавшие всех подряд, включая женщин и детей. Как вспоминали впоследствии участники штурма, ковры, в изобилии покрывавшие полы дворца Тадж Бек, сочились пропитавшей их человеческой кровью. Амина убили. Число невинных жертв никого не интересовало, равно как и потери среди нападавших. После прихода к власти Б.Кармаля Андропов получил широкую возможность внедриться в международный трафик торговлей наркотиками и ценными камнями, заодно создавая потребность и насыщая наркотиками рынок внутри СССР. О поставках наркоты из Афганистана тогда часто говорилось. До Афгана в СССР отсутствовала массовая наркомания, масштабы которой властями всегда замалчивались все последующие годы. Как и нет наркобаронов, с которыми бы боролась прежняя и нынешняя власть. Помимо этого с началом советской оккупации до огромных размеров разовьется нелегальный рынок по выращиванию конопли и производству героина. Произведенные в Афганистане наркотики хлынут на территорию СССР и далее будут следовать в Европу, принося доходы в сотни миллионов долларов тем, кто сумел организовать этот бизнес.Отдельные караваны беспрепятственно достигали цели, некоторые перехватывались и передавались вождям враждующих между собой племен; определенная часть уничтожалась. При этом очень кстати пришлись личные и деловые связи Питовранова и его оперативного контакта – крупного и авторитетного афганского бизнесмена Салеха Дауда. В стране, разоренной войной, Дауд получал, благодаря передаваемым ему караванам, огромные материальные ценности, и с молниеносной скоростью реализовывал их на рынках Кабула. Пригодились и широкие связи Дауда с вождями племен в разных частях Афганистана. Перехваченные караваны с оружием, боеприпасами и военным снаряжением переадресовывались контактам Дауда, за что вожди племен платили наркотиками или ценными афганскими изумрудами, уступавшими лишь всемирно признанными лучшими по качеству колумбийским лазуритам. Все это приносило огромные доходы. До ввода на территорию Афганистана советских войск объем ежегодного производства опиума в этой стране колебался от 200 до 400 тонн. Ко времени вывода войск СССР из Афганистана производство опиума возросло до 1000–1500 тонн. Причиной афганской авантюры было стремление Андропова стать генсеком вместо Брежнева, финансовое и организационное укрепление "Фирмы", как внутри страны, так, что намного важнее, глобальном масштабе, что позволяло, в том числе, контролировать поток развединформации руководству СССР.
Николай Былков: Записки бывшего подполковника КГБ: Финансовые схемы "друзей разведки" Хавала «Для Питовранова и Иванова чрезвычайно ценным оказался опыт специфических финансовых операций, которым владел Салех Дауд. На Среднем Востоке и в Азии с VIII века н.э. получила широкое распространение финансовая система, называемая в арабском мире хавала. В разных странах ее называют несколько по-разному, но суть остается той же. Хавала в переводе с арабского языка – вексель, расписка. В египетском диалекте арабского языка хавала означает бартер или прямой обмен материальными ценностями между физическими и юридическими лицами. Подобный вид взаиморасчетов, основанный исключительно на обоюдном доверии сторон, не регистрируемом традиционными кредитно-финансовыми и банковскими институтами, в экономике называют фидуциарными транзакциями. Хавала – полулегальная, не подконтрольная официальным властям система платежей, находящаяся вне валютного контроля и налогообложения. "Основное отличие хавалы от легальных переводов заключается в том, что в основе ее лежит взаимное доверие участников системы, а не документальное оформление и многоуровневый контроль сделок... Годовой объем сделок в рамках системы по разным оценкам составляет от $200 до $500 млрд. Система, построенная по этническому и территориальному принципам, надежно защищена от мошенничества и недобросовестных участников сделок. Традиционно хавалой занимались не любые желающие, а целые семьи и династии, веками передающие свое мастерство из поколения в поколение, весьма дорожащие своей репутацией. Информация о невыполнении обязательств распространяется мгновенно и хавалердер [неофициальный брокер] выбывает из расчетной системы навсегда" (М. Посадская. "Бухгалтерия и банки". 2008, №11. – Авт.). По сведениям международной организации ФАТФ (Financial Action Task Force – FATF), хавала является важным методом перевода денежных средств и приобретения золота для значительного числа бизнес-структур разного масштаба, а также физических лиц. По данным Управления США по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, 50–90% всех транзакций в Афганистане и через его границы осуществляется с использованием перевода денежных средств и ценностей по принципу хавалы. Предполагается, что всего в мире действует порядка 5000 брокерских пунктов хавалы, причем спецслужбы и официальные банковские структуры оказались неспособны не только контролировать нелегальные методы финансовых расчетов, но и составить сколько-нибудь целостное представление о масштабах деятельности хавалы и суммах, обращающихся в этой сфере. Игорь Хохлов, научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений Российской академии наук в статье "Неформальная финансово-расчетная система хавала" отмечал, что "наиболее традиционным способом проведения взаиморасчетов является расчет золотом и драгоценными камнями. Крупнейшие мировые центры таких расчетов – Дубай и Лондон. Драгоценные камни и золото контрабандой перевозятся курьерами хавалы". У начальника 8-го отдела полковника Александра Киселева в Лондоне был давнишний оперативный контакт – Абик Рубин, женатый на дочери совладельца Намибийской алмазной корпорации и акционера известной голландской компании, обрабатывающей алмазы. "Был он не последним человеком в Лондонской гильдии золотых дел мастеров", – вспоминал Киселев (А. Киселев. "Сталинский фаворит с Лубянки". – Авт.). Именно к нему, в Лондон, шли от Салеха Дауда деньги для Питовранова и Иванова. Формальным получателем их был Абик Рубин, работавший за процент. Из Лондона эти средства следовали в офшорный рай на остров Науру. В этом крохотном тихоокеанском островном государстве площадью 21 км2 нашли приют 450 офшорных банков. Александр Киселев Будущий начальник 8-го отдела управления "С" родился в 1932 году в городе Батайск Ростовской области, окончил Одесское мореходное училище и Одесский институт инженеров морского транспорта, работал в комсомольских органах. В 1956 году был направлен на работу в военную контрразведку, службу проходил в военно-морском флоте СССР. В 1959 году был зачислен в управление нелегальной разведки. С 1959-го по 1962 год работал на Ближнем Востоке, с 1963-го по 1968 год был сотрудником разведывательной резидентуры в Лондоне. В 1973 году стал начальником 8-го отдела (спецопераций) управления "'С" ПГУ КГБ СССР и оставался им до 1985 года. В период службы в нелегальной разведке выезжал в служебные командировки более чем в 40 стран. За годы службы в разведке Киселев приобрел огромный профессиональный опыт. В 1959 году он принимал участие в доставке в Ирак воинов-курдов армии лидера курдских сепаратистов Барзани. В сентябре 1961 года, когда на территории иракского Курдистана началось восстание курдов против властей Ирака, получившее название "Сентябрьское восстание", офицер советской нелегальной разведки Киселев занялся нелегальной поставкой восставшим оружия. Приобретя навыки в противоборстве с английской разведкой, традиционно оперирующей на Ближнем Востоке, Киселев был направлен в туманный Альбион. По прошествии многих лет, выйдя в отставку в звании генерал-майора, Киселев написал несколько книг. О работе в Англии он, в частности, писал: "Служебные командировки дважды приводили меня в Англию. Впервые довелось там провести несколько месяцев в 1961 году в связи с судебным процессом по делу арестованного англичанами нашего нелегала Гордона Лонсдейла (настоящее имя – Конон Молодый. – Авт.). Вторично и на более продолжительный срок я прибыл в Лондон в 1963 году в качестве директора страховой компании ''Блэк энд Уайт''. Именно в этот период времени Киселев установил оперативный контакт с Абиком Рубиным, родной брат которого Теодор был сотрудником британской разведки, а потому интересовал внешнюю разведку СССР. По прошествии ряда лет сам Абик Рубин, а не его разведчик-брат, заинтересовал Киселева, Иванова и Питовранова уже в связи реализацией в Лондоне афганских драгоценностей. По воспоминаниям бывшего руководителя нелегальной разведки КГБ СССР генерала Дроздова, "разведчики специального назначения управления "С" действовали в различных горячих точках мира – на Кубе, во Вьетнаме, в Мозамбике, Анголе, Никарагуа, Лаосе, Ливане, Египте, Сирии, Иордании и ряде других стран и регионов". Перечень стран, упомянутых Дроздовым, в значительной части совпадает с географией широкомасштабного распространения в мире наркотиков и так называемых кровавых алмазов. Конфликтными, или кровавыми, называют алмазы, поступающие на мировой рынок из стран, где происходят внутренние вооруженные конфликты. Добыча алмазов в таких странах ведется примитивными способами и зачастую осуществляется невольниками под угрозой физической расправы. Поэтому такие алмазы называют еще и кровавыми. Полученные средства от их реализации используются для финансирования незаконных военных формирований и повстанческих движений. По оценкам международных экспертов, 4% алмазов на рынке являются кровавыми. Ежегодные продажи алмазов дают $7 млрд. Всемирная организация "Международная амнистия" в пресс-релизе от 18 октября 2004 года отмечала, что "торговля кровавыми алмазами подпитывает некоторые из самых кровопролитных и затянувшихся войн в Африке": в Анголе, Демократической Республике Конго, Либерии и Сьерра-Леоне. "Они приводят к уничтожению целых народов и миллионным жертвам". Однако это не интересовало группу глубоко законспирированных чекистов Питовранова – Иванова. У них были свои далеко идущие планы по реформированию собственной страны – СССР – и изменению мирового порядка. Для этого нужны были в том числе и деньги. "Друзья разведки" для группы Питовранова: Шабтай Калманович Тех, кто привлекался к тайной деятельности в интересах руководимой им группы, Питовранов называл "друзьями разведки". Эти разведчики специального назначения, зачастую работавшие в тяжелейших условиях военных конфликтов на территориях различных проблемных стран, нередко при этом погибавшие, наивно полагали, что служат в интересах своей страны. В действительности же они были исполнителями преступной воли своих кукловодов. Одним из таких "друзей разведки" был Шабтай Генрихович Калманович, родившийся 18 декабря 1947 года в городе Каунас Литовской ССР. Предки Калмановича не один десяток лет жили в небольшом городке Рамигаланд, недалеко от более крупного Паневежиса. Дед его имел собственный магазин и, кроме того, возглавлял городскую еврейскую общину. Впоследствии семья переехала в Каунас, где отец Калмановича работал заместителем директора завода резиновых изделий, а мать – главным бухгалтером городского мясокомбината. В семье сохранялась традиционная еврейская культура. Общались члены семьи между собой на идиш. Родители Калмановича неоднократно обращались к советским властям с просьбой разрешить им репатриироваться в Израиль и неизменно получали отказ. В период обучения Шабтая в Каунасском политехническом институте он имел несколько встреч с оперативным работником 5-го отдела управления КГБ Литовской ССР по городу Каунас и куратором учебного заведения, где учился Калманович. Во время этих вынужденных встреч Калманович уяснил, что выезд на постоянное жительство в Израиль его семьи можно осуществить лишь при содействии органов госбезопасности. Дав принципиальное согласие на сотрудничество с КГБ, по получении им высшего образования Калманович прошел специальный курс под руководством офицеров 8-го отдела 5-го управления КГБ СССР, осуществлявших массовую засылку советской агентуры в Израиль. В 1971-м семья Калмановича после 12 лет ожиданий выехала в Израиль. Известный израильский адвокат Амнон Зихрониб, ставший другом Калмановича, в интервью отмечал, что "его семья получила разрешение на выезд, наверное, только потому, что он согласился работать на КГБ". В действительности же КГБ способствовал выезду семьи Шабтая Калмановича, так как это служило прикрытием вывода своего агента за рубеж для "длительного оседания" (по терминологии советских спецслужб) или в качестве "спящего агента" (по определению спецслужб западных стран). 8-й отдел 5-го управления КГБ СССР, осуществлявший вывод Калмановича в Израиль в качестве своего агента, среди прочего ставил задачей разработку мировых сионистских центров. Следуя полученным от КГБ инструкциям, по прибытии в Израиль Калманович не пытался найти работу по специальности, а стал в качестве активиста сотрудничать с различными политическими партиями, в основном занимаясь обустройством жизни вновь прибывших репатриантов из СССР. Общительный и энергичный Шабтай, свободно владевший идиш, быстро сумел обзавестись нужными знакомствами и успешно продвигался к намеченной советской госбезопасностью для него цели. Он сумел установить близкие дружеские отношения с известным в Израиле бизнесменом и политиком Шмуэлем Флатто-Шароном. Флатто-Шарон до репатриации в Израиль жил во Франции, где с его именем связывали серьезные финансовые аферы, в результате чего он приобрел скандальную известность и, опасаясь уголовного преследования, был вынужден укрыться в Израиле. Франция требовала от Израиля экстрадиции Флатто-Шарона, и, чтобы обезопасить себя, последний стал членом Кнессета и получил еще и парламентскую неприкосновенность. В 1977 году, когда Флатто-Шарон выдвинул свою кандидатуру для избрания в Кнессет IX созыва, в получении необходимого количества голосов избирателей ему активно помогал расторопный Калманович, использовавший свои обширные связи среди новых репатриантов. В итоге Флатто-Шарон сумел собрать достаточное количество голосов для получения двух мандатов, образовал в Кнессете фракцию под названием "Питуах ве-Шалом" ("Развитие и мир") и назначил Калмановича своим официальным помощником. В жизни Калманович стал его близким другом и доверенным лицом. Через какое-то время властями Израиля было установлено, что при проведении избирательной кампании Флатто-Шарон прибегал к подкупу избирателей. За эти действия он был лишен парламентского статуса и неприкосновенности, после чего был осужден на девять месяцев лишения свободы. КГБ нужно было искать новое поприще для применения таланта Калмановича. Из приватных бесед с авторитетным в португальских политических и деловых элитах писателем-демократом Марио Невишем, являвшимся одновременно директором Ассоциации ярмарок Лиссабона, Питовранов знал об огромном экономическом потенциале бывших африканских колоний Португалии, потерянных Португалией после Революции красных гвоздик 1974 года. Португальская Революция красных гвоздик дала свободу Анголе, Мозамбику, Гвинее-Бисау, Островам Зеленого Мыса, Сан-Томе и Принсипи. Ангола по запасам полезных ископаемых является одной из богатейших стран африканского континента. В ее недрах хранились значительные запасы нефти, алмазов, золота, урана, меди, бокситов, железной руды и фосфатов. Мозамбик имел месторождения редкоземельных металлов: лития, ниобия, тантала, тория, циркония и урана. Помимо этого недра этой африканской страны были богаты железом, золотом, серебром, медью, оловом, бокситами, газом и каменным углем, залежами драгоценных и полудрагоценных камней – аквамаринов, бериллов, гранатов, изумрудов и топазов. На богатейшие по своим природным запасам Анголу, граничащую с ней Намибию и Мозамбик обратил свой вожделенный взгляд Питовранов. И не случайно: "Тот, кто контролирует процессы в ЮАР, Анголе, Ботсване, Демократической Республике Конго, тот контролирует конъюнктуру мирового рынка алмазов. Тот, кто контролирует процессы в Сьерра-Леоне, в высокой степени влияет на мировой рынок титана, а в Гвинее – на мировой рынок алюминия. Тот, кто контролирует процессы в Нигерии и Анголе, способен значимо играть на мировых ценах на нефть. Контроль за процессами в Намибии и ЮАР определяет решающую роль на мировом рынке урана", – писал один из экспертов (Школа целостного анализа. Альманах. 1999, №5. – Авт.). Вот почему именно в далекую Африку, ведомый своими тайными руководителями из КГБ, отправился Шабтай Калманович. Через много лет он скажет: "В 70-х я учился в Иерусалимском университете. Жил на стипендию, почти впроголодь. Ценность денег для меня была другая. А, организовав выступления артистов, заработал $80 тысяч… Отправился с деньгами в Германию закупать для Африки строительные машины у перса, который жил между Мюнхеном и Москвой" (газета "Спорт-экпресс", 2009, 18 сентября. – Авт.). Весьма сомнительно, что за двухлетний срок Калманович мог заработать $80 тысяч, организовывая выступления бывших советских артистов, репатриировавшихся в Израиль. Ложь и недосказанность были особенностью повествований Калмановича о своей жизни. Он рассказывал множество историй, большая часть которых были мифами, им же и придуманными. В массе создаваемых им о себе мифов он умело маскировал свою тайную жизнь агента советской госбезопасности. В своем, по сути, предсмертном сентябрьском интервью 2009 года Калманович привычно для него не был правдив (выстрелы наемных убийц оборвали его жизнь менее чем через два месяца – 2 ноября 2009 года). Он не мог "забыть" имя "перса, живущего между Мюнхеном и Москвой", так как в течение ряда лет считался его другом. Звали этого "перса" Серуш Бабек. Как и Калманович, он был агентом 5-го управления КГБ СССР. Не назвал его Калманович по совсем другой причине: Бабека многие подозревали в сотрудничестве с КГБ и называли его международным торговцем оружием. Калманович умолчал о Бабеке, так как не хотел, чтобы сам Калманович ассоциировался с торговлей оружием в Африке. В то время, когда Калманович оказался на африканском континенте, там бушевали гражданские войны. C 1975 года на территории Анголы, Мозамбика и Намибии не прекращались бои противоборствующих сторон, в которых принимали участие регулярные воинские подразделения ЮАР. По просьбе главы Народного движения за освобождение Анголы (МПЛА) Агостино Нето Советский Союз оказывал этому движению значительную военную и финансовую помощь. В этих тайных операциях в полной мере использовались оперативный состав 8-го отдела управления "С" и его агентура. Активную помощь МПЛА своими диверсионно-разведывательными формированиями, регулярными войсками, вооружением и боеприпасами оказывала также социалистическая Куба. Война давала возможность делать большие деньги. За годы работы в Африке Калманович очень быстро и сказочно разбогател. По его рассказам, менее чем за пять лет он заработал от $10 до $20 млн. На эти деньги он построил в Тель-Авиве роскошный офис, названный жителями города "стеклянной башней", купил замок во Франции, приобрел самолет. Рассказывая об этом периоде своей жизни, Калманович любил приговаривать: "Сколько бы я ни тратил тогда денег, их все равно было много, очень много". Россказни эти рассчитаны на людей наивных и несведущих. В становлении новой для него жизни в Африке Калмановичу помогли влиятельные люди. При посредничестве Питовранова он получил необходимые рекомендации от Марио Невеша – влиятельного в Португалии политика и бизнесмена, бывшего в 1970-х годах послом Португалии в СССР, а затем министром иностранных дел. Кроме того, Калманович заручился рекомендациями Флатто-Шарона, имевшего до бегства из Франции серьезный бизнес в ряде африканских стран. Рекомендации такого уровня способствовали установлению близких отношений с представителями деловых и политических кругов в Африке. Пользуясь поддержкой Флатто-Шарона, при участии немецкого адвоката Вольфганга Фогеля и советской нелегальной разведки Калманович способствовал освобождению израильтянина Мирона Маркуса, захваченого мозамбикскими просоветскими повстанцами и содержавшегося в тюрьме по обвинению в шпионаже. Фогель на протяжении многих лет являлся агентом госбезопасности ГДР. В 1992 году он публично признал факт длительного сотрудничества со "Штази". Адвокат Фогель участвовал в подготовке обмена 150 агентов разведок из 23 стран. Наиболее известный обмен, в котором он принимал участие, – обмен американского пилота Фрэнсиса Гари Пауэрса, сбитого 1 мая 1960 года во время выполнения им разведывательного полета над территорией СССР, на полковника советской нелегальной разведки Рудольфа Абеля. Приобретя с помощью Фогеля политический вес после успешного освобождения Мирона Маркуса, Калманович сумел стать торговым представителем в Израиле крохотного государства Бопутатсваны и получил дипломатический паспорт этой африканской страны. Вскоре он перебрался в Сьерра-Леоне и наладил там доверительные отношения с руководством этого небольшого государства. В этот период времени одним из близких деловых партнеров Калмановича стал иранец по происхождению Серуш Бабек.»
Николай Былков: Записки бывшего подполковника КГБ: Иранский куратор творческой интеллигенции СССР Владимир Попов – один из авторов книги "КГБ играет в шахматы". Он служил в Комитете госбезопасности с 1972-го по 1991 год, работал в отделах, которые курировали выезжающих за границу, творческие союзы и международное спортивное сотрудничество. В августе 1991 года отказался поддерживать путч, был уволен из спецслужбы в звании подполковника и вскоре эмигрировал в Канаду. Мустафа Барзани «Отец Серуша Бабека был по национальности курдом, по убеждениям – коммунистом и просоветски настроенным человеком. Он жил в Иране и входил в число руководителей марксистско-ленинской партии Тудэ (в переводе с фарси – "народные массы". – Попов). Партия эта была создана советским правительством во время Второй мировой войны, при активном участии советских спецслужб, на временно оккупированной советскими войсками территории Ирана. В январе 1946 года там была провозглашена Курдская республика, более известная как Мехабадская республика. Главой военизированных подразделений республики был назначен Мустафа Барзани. После вывода советских войск из Ирана в 1947 году Курдская республика пала, а Барзани с остатками своих военных формирований с согласия советских властей ушел в советский Азербайджан. В 1953 году в Иране произошел военный переворот, в результате которого было свергнуто правительство Национального фронта Ирана во главе с премьер-министром Мохаммедом Мосаддыком. Руководители партии Тудэ в основном были арестованы. Те же, кому удалось спастись, укрылись в СССР, где Тудэ осуществляла свою деятельность под вывеской "Общества иранских политэмигрантов". Из государственного бюджета СССР на содержание этой организации ежегодно выделялось около 700 тыс. рублей, хотя сама партия Тудэ не имела законного основания для своей деятельности на территории СССР и не была там зарегистрирована. 14 июля 1958 года в Ираке была свергнута монархия и Мустафа Барзани вылетел в Ирак, где был встречен, как выдающийся борец с колониализмом и королевским режимом. Вслед за ним морским путем на теплоходе "Грузия" из СССР в Ирак были отправлены его соратники. В качестве помощника капитана корабля курдов сопровождал будущий начальник 8-го отдела управления "С" ПГУ КГБ СССР Александр Киселев. 11 сентября 1961 года произошло восстание курдов против властей Ирака. Во главе его стоял Барзани, получивший необходимое вооружение из СССР, нелегальные поставки которого осуществлял все тот же сотрудник советской нелегальной разведки Киселев. Серуш Бабек Преследуемый иранскими властями, отец Серуша вместе с семьей бежал в СССР, где был завербован советской разведкой. После прохождения специальной подготовки его в качестве агента-нелегала направили в Западную Германию. Вместе с отцом в Европу отправились Серуш и его мать. Во время Сентябрьского восстания 1961 года курдов в Иране отца Серуша направили на выполнение разведывательного задания в зоне боев, связанного с серьезным риском. В целях безопасности Серуша возвратили в СССР и определили в специальную школу-интернат имени Е.Д.Стасовой, расположенную в городе Иваново. Эту школу создали в 1933 году для детей, родители которых были антифашистами, политзаключенными и репрессированными в различных европейских странах. В последующие годы к ним добавились дети из Испании, Чили, Греции, Ирана, Мозамбика, Анголы и ряда других стран. "Интердом", как его называли, создавался руководством КПСС с целью подготовки кадров для последующей нелегальной партийной работы в странах, из которых прибыли дети политэмигрантов. Спецслужбами Советского Союза они использовались в качестве агентов-нелегалов советской внешней разведки. Совершенно секретно ЦК КПСС Международный отдел Комитет государственной безопасности СССР Тов. Крючкову В. А. Руководство иранской партии Тудэ обратилось с просьбой оказать содействие в отправке из Советского Союза в Иран на нелегальную партийную работу группы активистов Тудэ, проживающих в Минске и Баку. Иранские товарищи просят, чтобы советские пограничные власти разрешили "выход" указанных активистов в Иран по заявке члена политбюро ЦК партии Тудэ товарища Амир Али Лахруди. Общую подготовку людей к переходу в Иран руководство Тудэ берет на себя. Вместе с тем оно просит организовать для них инструктаж по соблюдению мер конспирации и разработку "легенд" на случай провала. Политический журнал. Архив, № 26 (29), 26 июля 2004 г. В соответствии с этим письмом в мае 1986 года началась массовая засылка иранских нелегалов в Иран. В числе курдов-иранцев, привлеченных органами советской госбезопасности к негласному сотрудничеству, оказался Серуш Бабек. В чужом его культуре Советском Союзе никто не понимал, что в этом странном сочетании – Серуш Бабек – Бабек Серуш – является именем, а что – фамилией. Одни называли его "Серушем", другие – "Бабеком". Так и оставалось это неясным для всех, включая его будущую жену. В начале 1970-х годов Серуш Бабек занимался разными делами, в том числе некоторое время работал внештатным переводчиком издательства "Прогресс", осуществляющего переводы зарубежных изданий на русский язык и с русского языка на многие иностранные. Общительный иностранец, легко устанавливающий связи, привлек к себе внимание офицеров 2-го отделения 1-го отдела 5-го Управления КГБ СССР, являвшихся кураторами издательства "Прогресс". Непосредственным куратором указанного издательства в тот период был оперуполномоченный капитан Геннадий Зареев. Однако оперативный контакт с Бабеком по решению начальника 2-го отделения 1-го отдела 5-го Управления КГБ СССР подполковника Владимир Струнина устанавливал старший оперативный уполномоченный данного подразделения капитан Евгений Аужбикович, который его вскоре и завербовал в качестве агента советской госбезопасности. В последующем Серуш Бабек использовался по линии деятельности 1-го отдела 5-го Управления КГБ СССР, который осуществлял в числе других задач оперативное курирование советской творческой интеллигенции. Старательно выполняя задания в качестве агента органов госбезопасности, Серуш Бабек в короткий срок стал своим среди представителей творческой элиты и богемных кругов Москвы. В это время, например, он познакомился и подружился с Владимиром Высоцким, за которым до момента его скоропостижной смерти осуществлял агентурное наблюдение. Как справедливо отмечал Марк Цыбульский, многолетний исследователь жизни Владимира Высоцкого, когда Высоцкий выезжал за границу, рядом с ним всегда и непременно оказывался Серуш Бабек. Известный советский и постсоветский писатель Василий Аксенов в книге "Негатив положительного героя", повествующей о жизни советской творческой интеллигенции в период так называемого застоя под именем "Абулфазл Фазал" или "Фаза", описал Серуша: "Фаза был, можно сказать, единственной артерией, связывающей этот пещерного вида чердак (имелась в виду мастерская театрального художника Бориса Мессерера, где часто встречались представители московской богемы. – Попов) со щедрым Западом. Всегда являлся с ящиками баночного пива, с вермутами и джинами и сам [Фаза], как джин волокущий за собой пару-тройку первоклассных девиц вместе с мерцающим шлейфом крутого дебоша… Родители этого могущественного богача принадлежали в старые годы к коммунистической партии Тудэ, которая старательно трудилась для осуществления в Иране марксистско-ленинской революции… Московские друзья и подруги привыкли к тому, что Фаза иной раз пропадает на несколько месяцев, "линяет с концами", как будто его никогда и не было, а потом снова возникает, сначала в виде слухов из Нью-Йорка, скажем, или с острова Мальта, или из Каира, а то и с кинофестиваля в Каннах или из кулуаров совещания стран ОПЕК, а потом и сам материализуется на богемных чердаках и в кабаках Москвы, окруженный сомнительными шестерками и безупречными девицами." Несмотря на свой совсем небольшой рост – 152 см – Бабек пользовался успехом у женщин и слыл в Москве одним из самых известных плейбоев. Однако его чрезмерное увлечение женщинами не помешало заключению в 1974 году брака с Натальей Петровой, за два года до этого снявшейся в главной роли в фильме "Руслан и Людмила". Режиссер фильма Александр Птушко пригласил Петрову сниматься в фильме, высоко оценив ее внешние данные, хотя она и не была профессиональной актрисой. После окончания Московского института иностранных языков она работала моделью во внешнеторговом объединении "Союзпушнина", в каталогах которого помещались фотографии моделей, демонстрирующих различные меховые изделия. Птушко, спустя год после выхода фильма на экраны, скончался и других предложений о продолжении карьеры актрисе Петровой не последовало. Однако Петрова-Бабек вспоминала потом, что в ее жизни были две большие удачи: роль в фильме "Руслан и Людмила" и брак с Бабеком. Николай Долгополов Начало жизненного пути Натальи Петровой, до того как она стала женой Серуша, заслуживает не меньше внимания, нежели ее последующая, более чем успешная карьера. Институт, в котором училась и который окончила Петрова, был, так сказать, не совсем обычным. В числе преподавателей этого вуза трудилось немало представителей советской разведки. Вот что писал Николай Долгополов в статье "Разведка в переводе", опубликованной в "Российской газете" 29 января 2009 года: "Умерла Зоя Зарубина – падчерица легендарного Эйтингона, разведчица и переводчица, общавшаяся с Черчиллем и Рузвельтом... Именно Зоя Васильевна Зарубина создала, выпестовала, поставила на поток свое детище – курсы переводчиков ООН, попасть на которые мечтал каждый, стремившийся стать настоящим толмачем… Трудились в МГПИЯ и другие славные представители этой профессии. Уже потом, после окончания нашей альма-матер, узнал я, что занималась она не только переводческими делами, но передавала свой генетически впитанный опыт разведчицы некоторым талантливым молодым людям". Несколько слов об авторе статьи. Николай Михайлович Долгополов родился 11 января 1949 года в Москве. В 1971 году окончил Московский государственный институт иностранных языков. С 1976 года принимал участие в освещении Олимпийских игр. С 1975-го по 1997 год работал в редакции газеты "Комсомольская правда". В 1993 году окончил аспирантуру Университета Страфклайд в городе Глазго (Великобритания). С 1993 года – собственный корреспондент "Комсомольской правды" в Париже. Президент Федерации спортивных журналистов России. А теперь, пожалуй, самое главное. "Российская газета" в номере от 12 декабря 2014 года опубликовала заметку, подготовленную пресс-секретарем Службы внешней разведки России Сергеем Ивановым, под названием "С кем идти в разведку" с анонсом к публикации: "Наш Николай Долгополов награжден премией СВР": "В штаб-квартире Службы внешней разведки Российской Федерации состоялось торжественное вручение премии СВР России за лучшие произведения в области литературы и искусства о российской внешней разведке в 2014 году. Звание лауреата премии СВР присуждено журналисту "Российской газеты" писателю Николаю Михайловичу Долгополову за создание книги о легендарном разведчике Герое Советского Союза Геворке Андреевиче Вартаняне и цикла публикаций о внешней разведке. Вручая премию, директор СВР Михаил Ефимович Фрадков отметил, что такие высокохудожественные произведения способны воспитывать любовь к Родине, своему народу, выбранной профессии, а также подчеркнул, что удостоенные премии работы получили высокую оценку сотрудников и ветеранов российской внешней разведки. Поздравляя лауреата, М. Е. Фрадков пожелал лауреату дальнейших творческих успехов. Это вторая премия Николая Долгополова. Первая была присуждена в 2002 году за книгу "С ними можно идти в разведку". О деятельности советских и нынешних разведок и контрразведок не писали люди случайные. К ознакомлению с архивными документами допускались либо действующие сотрудники спецслужб, либо проверенная агентура органов государственной безопасности. Одним из таких многолетних авторов книг о советской разведке был Теодор Гладков, длительный период времени состоявший в агентурной сети госбезопасности под псевдонимом Овод. Автору этих строк достоверно известно об этом по периоду службы во 2-м отделении 1-го отдела 5-го Управления КГБ СССР. Осуществлял с Оводом оперативную связь в середине 1970-х годов оперативный уполномоченный данного подразделения капитан Николай Никандров. Зарубины Автор публикации о Зое Зарубиной Николай Долгополов тоже был для советской (нынешней российской) разведки человек не случайный, и потому знающий. Упоминая о "генетически впитанном опыте разведчицы", он имел в виду семью Зои Зарубиной. Ее отцом был известный советский разведчик генерал-майор Василий Михайлович Зарубин, в разные годы возглавлявший легальные и нелегальные резидентуры в ряде зарубежных стран. Отчим Зарубиной был Наум Исаакович Эйтингон – также генерал-майор советской разведки. Именно он руководил операцией по ликвидации личного врага Иосифа Сталина – Льва Троцкого. Мачехой Зарубиной была Елизавета Розенцвейг-Горская-Зарубина – многолетняя сотрудница советской внешней разведки и (до его расстрела в 1929 году) бывшая возлюбленная легендарного Якова Блюмкина. Зоя Зарубина действительно продолжила семейную традицию и практически всю свою жизнь тесно была связана с органами советской госбезопасности. Десять лет, до момента ареста ее отчима Наума Эйтингона, она являлась офицером МГБ, а после увольнения с официальной службы многие годы состояла в агентурном аппарате КГБ СССР. В период работы Зои Зарубиной в Московском институте иностранных языков основным ее агентурным заданием было выявление способных к языкам студентов, которые могли бы представлять интерес для спецслужб Советского Союза. По всей вероятности, среди этой категории людей и оказалась красавица Наталья Петрова, будущая Бабек. Советские разведывательные и контрразведывательные подразделения были весьма заинтересованы в молодых женщинах, владеющих иностранными языками, которых удобно было использовать в изучении иностранных граждан, представляющих оперативный интерес для органов КГБ. Из этой группы агентов подбирались девушки, используемые в так называемых медовых ловушках. Алевтина Федотова и Жак Ширак Одним из характерных примеров подобного использования агентуры является удачно осуществленный подвод агента КГБ Алевтины Федотовой, сотрудницы московского представительства французской авиакомпании Air France, к Жаку Шираку в 1965 году – в бытность его советником президента Франции Жоржа Помпиду. Федотова сопровождала Ширака во время его поездки на поезде из Москвы в Ленинград (нынешний Санкт-Петербург). Во время поездки Федотова вступила с Шираком в интимную связь, что планировалось использовать КГБ для шантажа Ширака с целью получения от него политической информации. Осуществлению дальнейшей разработки Ширака со стороны КГБ мешала бдительность офицера безопасности французского посольства в СССР, сопровождавшего Ширака в той поездке и проинформировавшего об интимном контакте Ширака с Федотовой спецслужбы Франции. Известно обо всем этом стало благодаря французскому эксперту в области спецслужб Филиппу Мадлену, издавшему книгу "Секреты секретных служб". Практика использования "медовых ловушек" не забыта и сегодня. "Сотрудникам британского МИД рекомендовано опасаться ''медовых ловушек'' СВР. ''Нас все время предупреждают: ''Берегитесь русских леди'' – сообщил неназванный дипломат'', – писала Sunday Times 9 марта 2015 года в статье "MI-6 бьет тревогу по поводу действий России, направленных на сотрудников британских спецслужб". Наталья Петрова Работа в качестве модели во внешнеторговом объединении "Союзпушнина" и публикации фотографий в каталогах, предназначенных для заграницы, представляли для КГБ СССР широкие возможности по использованию Натальи Петровой в своих целях. В своих нечастых интервью Петрова-Бабек умело уходила от непростых вопросов о своей жизни, как и о жизни рано умершего ее супруга – Серуша Бабека. Американский сайт RUNYweb.com опубликовал в 2012 году фрагмент интервью Алексея Осипова с Натальей Петровой: «Высоцкий был одним из самых близких друзей Бабека Серуша, иранца по происхождению. А Наталья Петрова незадолго до знакомства певца с Бабеком стала Натальей Серуш – супругой самого известного, самого хлебосольного, самого шикарного, самого таинственного, самого богатого мужчины СССР. – Вы никогда не защищали Бабека, когда после его смерти стали говорить о его возможных связях с КГБ. – Что касается споров, то есть те, в которых не то что выигрывать не стоит, в них участвовать не стоит по причине того, что споры эти никому не нужны. Кому и что доказывать. У Бабека была своя жизнь, которую я то ли не представляла, то ли о которой не хотела иметь представления. Да, сложно представить иностранца его уровня в то время в качестве персоны нон грата в СССР без контактов с соответствующими органами. Но были ли у моего мужа подобные контакты, до какой степени – я не знаю. Это его жизнь, он сам принимал решения и платил за них ту или иную цену. Вряд ли просто так все шептали ему в спину в том же московском ресторане "Националь": "Господин номер один пришел". Наверное, такому титулу соответствовала какая-то цена. Повторюсь – наверное, поскольку точно не знаю ничего. Да если бы и знала – вряд ли бы стала оправдываться сейчас за Бабека, вряд ли бы стала что-либо доказывать или опровергать. Перед кем оправдываться? Да и что кому доказывать, если чуть ли не каждый второй советский человек стучал в органы, сотрудничал с ними вольно или невольно, попадал в эту паутину. Да и сколько уже времени прошло. Меня лично никто ни к какому сотрудничеству не принуждал, никаких уступок не требовал, поскольку персона я – малозаметная, бабочка, аленький цветочек. Высоцкий – да, другое дело. Ему приходилось биться за каждое разрешение на выезд за границу, как пишет в мемуарах Марина Влади. Вот его заставляли биться, возможно как раз в расчете на то, чтобы в чем-то другом он шел на уступки. Однажды лишь проявили инициативу [наши] доблестные органы, остановив на перекрестке мою машину после того, как я в валютной ''Березке'' купила на доллары несколько книг Мандельштама. Новому поколению не понять, наверное, но в ту пору советским гражданам и валюту было запрещено иметь, и книги определенные читать. Меня привезли, в теперь уже снесенную гостиницу ''Интурист'' на улице Горького, проверили документы и отпустили. – Друзья Бабека были и остаются вашими друзьями? – Считанные единицы.» Приведенная цитата пример того, что Наталья Петрова – личность непростая, хотя и называет себя "малоприметной бабочкой, аленьким цветочком". Кстати, бабочка в своей жизни проходит четыре стадии: яйцо, гусеница, куколка и взрослая особь. И все, заметьте, имеют разное обличье. А в сказке про аленький цветочек, автором которой был русский писатель Сергей Аксаков, описана история красавицы и чудовища. Силою любви красавица, ставшая обладательницей аленького цветочка, превратила чудовище в красавца-принца. Сознание того, что постоянно необходимо быть начеку, не сказать лишнего, говорить эзоповым языком – это все производное от агентурного прошлого. Вряд ли любой человек из живших в СССР мог сказать: "Каждый второй стучал в органы". Агентура действительно была. Автору этих строк, 19 лет бывшему сотрудником центрального аппарата КГБ СССР, было бы верхом цинизма это отрицать. Но относительно "каждого второго" Петрова сознательно преувеличивала. Петрова, работая во внешнеторговом объединении "Союзпушнина", не могла не знать, что ее деятельность находится под контролем органов госбезопасности. Как правило, в кадровом аппарате таких организаций и в их первых отделах, через которые осуществлялась секретная переписка, работали отставники из КГБ, бдительно следившие за соблюдением установленных правил. При контактах с иностранцами требовался официальный отчет. Внеслужебные связи с иностранцами строго наказывались увольнением и внесением соответствующей информации в данные госбезопасности. Кроме того, каждую внешнеторговую организацию официально курировал офицер одного из подразделений госбезопасности, который при необходимости проводил выборочные беседы с персоналом и вербовал среди них агентуру для поддержания контрразведывательного режима в организации. Знание этой стороны деятельности КГБ и послужило основанием для заявления Натальи Петровой, что "каждый второй советский человек стучал в органы". В указанном интервью она также отметила, что заключение ею брака с иностранцем "давало ей право беспрепятственного выезда за границу". Посмотрим, как в действительности обстояло дело с выездом за границу в советские времена.»
Николай Былков: Записки бывшего подполковника КГБ: Ради слежки за Высоцким в США была спланирована операция для двух агентов – Калмановича и Бабека КГБ и Владимир Высоцкий Подведение агентов КГБ к Владимиру Высоцкому для контроля и слежения за ним во время его поездок за границу было возложено на 5-е управление КГБ СССР. В практике спецслужб мира достаточно широко используются так называемые спаренные агенты. Термин этот не имеет сексуального контекста. Им определяется группа, состоящая из двух агентов одного или разных полов, выполняющая одно и то же оперативное задание. Действовать агенты в паре могут либо со взаимной расшифровкой, когда они оба знают, что являются агентами одной или различных спецслужб, выполняющих общее задание, либо, не расшифрованные, они могут выполнять одно и то же задание, ничего не зная о работе партнера. В каждом конкретном случае спецслужбы исходят из оперативной целесообразности. Одним из примеров подобного использования агентов является контроль за границей Владимира Высоцкого агентами 5-го управления КГБ СССР Шабтаем Калмановичем и Серушем Бабеком. "Первое в своей жизни разрешение на выезд за рубеж Высоцкий получил в 1973 году по личному распоряжению Леонида Брежнева, к которому по просьбе Марины Влади обратился главный коммунист Франции Жорж Морше. Если бы Высоцкого позднее вдруг перестали выпускать во Францию, молчать Влади не стала б и советские власти получили бы еще одну проблему", – писал многолетний исследователь жизни Высоцкого Марк Цыбульский. Необходимо напомнить, что, в отличие от Серуша Бабека, Марина Влади была известная киноактриса. К тому же она была членом Компартии Франции и вице-президентом общества "Франция – СССР". И тем не менее ей приходилось биться за право выезда за границу для своего мужа Владимира Высоцкого. В чем же разница между двумя парами – Высоцкого – Влади и Бабека – Петровой, – в которых супруги были иностранцами? Заключалась она в том, что Наталья Петрова и Серуш Бабек были агентами КГБ СССР. Поэтому проблем с выездом и въездом у супругов Бабек не возникало. Хотя Бабек не был гражданином СССР и ему каждый раз требовалась въездная виза. Наталья же обзавелась еще и паспортом США, что – с учетом ее работы на КГБ – нас удивлять не должно. Ее муж Бабек имел гражданство ФРГ. Желая отвести от себя подозрение в связи с КГБ, Наталья Петрова приводит совершенно неправдивую историю задержания ее "доблестными органами". Неправдивость описания заключается в том, что по ее воспоминаниям доставили Наталью не в приемную КГБ СССР на Кузнецком Мосту и не на улицу Малая Лубянка, где располагалась приемная управления КГБ по городу Москве и Московской области, а в гостиницу "Интурист". Во всех без исключения гостиницах Москвы, в которых останавливались иностранцы, имелись так называемые плюсовые номера. Внешне ничем не отличаясь от обычных гостиничных номеров, они были оборудованы техникой слухового и визуального контроля. В таких номерах размещались иностранцы – объекты оперативной заинтересованности органов госбезопасности. Эти же номера использовались для встреч оперативных работников КГБ с кандидатами на вербовку в качестве агентов и с уже работающей на КГБ агентурой. Слуховой и визуальный контроль обеспечивал КГБ возможность негласной проверки (в соответствии с внутренними приказами КГБ СССР) действий оперативного работника при работе с агентурой, прежде всего из числа женщин, и скрытого документирования бесед с агентом для последующего анализа или даже для компрометации "агента-двурушника". Но судьба Натальи Петровой покажется нам еще более удивительной, если мы обратимся к воспоминаниям другой актрисы – Натальи Седых. Седых, сыгравшая в 1964 году главную роль в фильме "Морозко", а затем многие годы бывшая балериной Большого театра, в одном из интервью вспоминала: "В начале 1970-х годов у меня были отношения с одним очень богатым иностранцем, сейчас бы его назвали олигархом. Он учился в Советском Союзе, хорошо говорил по-русски. Познакомились в ресторане, и он тут же принялся за мной ухаживать. Я же поначалу шарахалась от своего кавалера, понимая, что за ним наверняка следят спецслужбы". Наталья Седых отказалась назвать имя своего богатого ухажера, но намекнула, что после расставания с нею тот женился на другой актрисе, сыгравшей главную роль в киносказке "Руслан и Людмила". Речь шла о все том же Серуше Бабеке. Наверное, в целях конспирации, Серуш озвучил Наталье Седых официальную версию о том, что неожиданно разбогател, когда на него свалилось наследство умершего дяди (после чего симпатичный юноша ростом 152 сантиметра стремительно вошел в советскую богему и окружил себя первыми красавицами). О работе на КГБ Серуш, разумеется, не рассказал, однако Седых и сама все поняла достаточно быстро. "Когда он звал меня замуж, – вспоминала она, – то преподнес огромный изумруд в бриллиантовой оправе. Но я отказалась принимать столь дорогой презент. Сейчас я, наверное, взяла бы такой подарок. А тогда понимала, что уже [нахожусь] на карандаше у КГБ, разгуливая с состоятельным другом по ресторанам. Наши отношения быстро сошли на нет. А в начале 90-х [я] узнала, что миллиардера убили, когда он занялся бизнесом с нефтью". Две разные советские женщины, один и тот же ухажер-иностранец, и насколько все у них сложилось по-разному. Наталья Седых опасалась быть "на карандаше у КГБ", а Наталья Петрова, работавшая во внешнеторговой организации, в которых в обязательном порядке сотрудники под расписку инструктировались о правилах по работе с иностранцами (и в соответствии с этими правилами внеслужебные контакты с иностранцами были под безусловным запретом), никаких опасений не испытывала. И это при том, что за нарушение установленных норм, как правило, следовало увольнение с работы, запрет на работу во внешнеторговых и прочих подобных организациях и, как следствие, запрет на многие годы на выезд за границу. Однако никаких опасений Наталья Петрова не испытывала, потому что действовала она не на свой страх и риск, а с ведома тайных руководителей из КГБ. Бабек от Высоцкого не отходил ни на шаг. Биограф Высоцкого пишет: "Прилетел Высоцкий в Канаду, все время рядом с ним были жена, его продюсер Жиль Тальбо и… Серуш Бабек. Внезапно скончавшийся в 1992 году от неустановленной болезни, Бабек был фигурой загадочной. Иранец, учившийся в СССР, подданный ФРГ, женатый на русской. Преуспевающий бизнесмен, весьма богатый человек (один из своих "мерседесов'' Высоцкий купил именно у Бабека), он как-то слишком уж часто оказывался рядом с Высоцким – и в Москве, и в США, и в Германии. Был Бабек и в Монреале во время пребывания там Высоцкого, есть фотография, на которой они сняты вдвоем возле студии Андре Перри, где проводилась запись. Были ли это случайные встречи? Некоторые факты заставляют подозревать, что Бабек (и не он один из числа лиц, окружавших Высоцкого) был связан с КГБ". (Марк Цыбульский. "Высоцкий в Канаде". Журнал "Контакт", Лос-Анджелес, 25 июля 1997, №260. Текст публикации был дополнен в интернет-варианте от 9 ноября 2014 года. – Авт.). В очередной раз Высоцкий побывал в Северной Америке в 1979 году. Как и в предыдущие свои визиты, прибыл он за океан из Франции, куда имел официально разрешенный выезд от советских властей. Все прочие страны Высоцкий посещал без формального разрешения соответствующих советских органов, поэтому вслед за ним устремлялась агентура 5-го управления КГБ СССР – Серуш Бабек и подключенный им к контролю за действиями Высоцкого Шабтай Калманович. Неизвестно, были ли Бабек и Калманович взаимно расшифрованы, но то, что они действовали, как "спаренные" агенты, не вызывает никаких сомнений. Через много лет, рассказывая о своем участии в гастролях Высоцкого в США, Калманович – опытный фальсификатор – будет рассказывать разные небылицы: "Как-то он [Бабек] попросил меня встретить своего приятеля из Советского Союза. Тот через Германию летел в Америку. Я должен был провести с ним день и вечером посадить на нью-йоркский рейс. Парень, меня предупредили, совершенно не говорил по-английски. Встретил, упросил пограничников в залог моего дипломатического удостоверения отпустить его во Франкфурт на день. Влюбился в этого человека, поменял все планы и вечером вместе с ним улетел в США". Речь шла о Высоцком. Советский агент Калманович продолжает: "Мы провели с ним 12 дней, с утра до ночи. Биографы Высоцкого недавно приходили ко мне, расспрашивали. Что запомнилось? Его фамилия. Когда приземлились в Нью-Йорке, надо было заполнить декларацию. Он отдал мне паспорт, я открыл: ''Владимир Владимирович Шуцман''. Во все зарубежные поездки, за исключением гастрольных поездок в составе труппы Театра на Таганке, Высоцкий выезжал вместе со своей женой Мариной Влади. Но о факте знакомства с Мариной Влади Калманович не упоминает. Кстати, и Марина Влади в своих воспоминаниях довольно подробно описывает зарубежные поездки с Высоцким. Упоминание о знакомстве с Калмановичем в аэропорту Франкфурта и совместно якобы проведенном дне в них отсутствует. Еще более странным выглядит рассказ о фамилии Шуцман в паспорте Высоцкого. Въездную визу во Францию он мог получить только в соответствии со своим советским заграничным паспортом, выданным ОВИРом на фамилию Высоцкий. На эту же фамилию была им получена и въездная виза в США. Для чего Калманович выдумал эту очевидную глупость, осталось тайной, унесенной им в могилу. Ни один из устроителей гастролей Высоцкого в США в 1979 году, а публикаций на этот счет было немало, не упоминал факта въезда его в эту страну по подложному паспорту. Очевидно, рассказ Калмановича в части знакомства с Высоцким во Франкфурте и совместного вылета с ним в США – выдумка. В то же время достоверно известно, что Калманович действительно был в США одновременно с Высоцким и Мариной Влади и не выпускал их из поля зрения, как и встретивший их в аэропорту Нью-Йорка Серуш Бабек. Согласно официальной версии, Калманович направился тогда в Германию не с Высоцким случайно встретиться, а "закупать для Африки строительные машины у перса, который жил между Мюнхеном и Москвой". Иными словами, ради слежки за Высоцким была спланирована серьезная операция прикрытия двух агентов – Калмановича и Бабека. "Перс" Бабек уже ожидал Высоцкого в США. Калманович – перехватывал Высоцкого в аэропорту Франкфурта. Когда многочисленные исследователи жизни Владимира Высоцкого, в том числе организатор его гастролей в США Виктор Шульман, представляли дело так, что КГБ находился в полном неведении о планировавшемся турне Высоцкого в США, они, безусловно, ошибались. В США у Высоцкого проживал его двоюродный дядя – двоюродный брат его отца. Звали его Павел Леонидович Леонидов. Был он сыном театрального актера Леонида Рабиновича, взявшего псевдоним Леонидов. Матерью его была Елена Львовна Левина, дочь известного терапевта Льва Григорьевича Левина, доктора медицинских наук, консультанта лечебно-санитарного управления Кремля, бывшего личным врачом Владимира Ленина, Вячеслава Молотова, Максима Горького и семьи поэта Бориса Пастернака. В 1938 году по приговору военной коллегии Верховного суда СССР Левина расстреляли по обвинению в участии в право-троцкистском заговоре с целью физического устранения руководителей партии и советского правительства и в убийстве Горького. Павел Леонидов в 1952 году окончил книготорговый техникум, но всю свою жизнь посвятил эстраде. Он работал конферансье, концертным администратором и в этом качестве стал первооткрывателем многих звезд советской эстрады 1960–1970 годов. До эмиграции из СССР в США, последовавшей в 1974 году, он работал режиссером Театра эстрады в Москве. Он скончался в США в 1984 году. Именно с Леонидовым, имевшим большой профессиональный опыт в организации и осуществлении концертной деятельности, Высоцкий по-родственному обсуждал планы возможного гастрольного турне по США более чем за год до их проведения. Разговоры на эту тему велись и при личных встречах в США, и по телефону, что контролировалось 12-м отделом КГБ СССР. Так что Бабек, осуществлявший записи песен Высоцкого в исполнении автора в своей студии, оборудованной с ведома и по поручению КГБ на принадлежащей ему даче, знал о планах Высоцкого посетить США. От Бабека о планах Высоцкого знал и Калманович. Одним словом, для КГБ СССР планы Высоцкого о гастрольной поездке в США не могли быть секретом и не являлись таковым. Тем не менее в КГБ было принято решение не препятствовать его выезду за пределы СССР, в том числе и в США. Вместе с тем для недопущения бегства (невозвращения) Высоцкого надежные агенты 5-го управления КГБ СССР – Бабек и Калманович – были направлены вместе с Высоцким в США. Будем откровенны: к 1979 году абсолютно всем было понятно, что Бабек работает на КГБ. Вот фрагмент интервью организатора гастролей Владимира Высоцкого в 1979 году в США Виктора Шульмана с исследователем жизни певца Марком Цыбульским: "Цыбульский: Во время гастролей в Америке там был хорошо знавший Высоцкого Серуш Бабек. Он вообще часто оказывался рядом с Высоцким, особенно за рубежом. Как вы считаете, он был связан с КГБ? Шульман: Вне всякого сомнения! Он же потом, в середине 1980-х годов, был в Америке 'персоной нон грата'. Он поставлял в СССР секретные компьютеры. Эти компьютеры Америка продавала в Германию, но продавать их странам соцблока было запрещено. А Бабек занимался именно этим. В том, что Бабек был человеком КГБ, ни у кого из знавших его и сомнения нет. О ком-то легенды ходят, а здесь факты". Анатолий Бальчев в 1970-х годах был руководителем музыкального ансамбля ресторана "Архангельское". Он рассказывал: "Второй люксовый столик мы держали для Серуша Бабека… Уже в 70-е годы Бабек был серьезным бизнесменом, занимался внешнеэкономической деятельностью. Кстати, именно он руководил доставкой техники для проведения московской Олимпиады-80… Был момент, когда он уехал из России... Ходили слухи, что он продавал наше оружие в другие страны. Только во времена Горбачева Бабеку удалось приехать в нашу страну. Он снова занялся бизнесом". Важное уточнение: первый люксовый столик был забронирован для дочери генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева Галины. В 1992 году Серуш Бабек неожиданно умер. Его крупный международный бизнес с помощью КГБ успешно переняла его жена Наталья Петрова. Серуш Бабек и советский спорт Начиная с 1947 года советские спортсмены стали участвовать в международных спортивных соревнованиях, а с 1952 года – в Олимпийских играх. В связи с этим по решению ЦК КПСС и советского правительства на все крупные международные соревнования и Олимпийские игры направлялись офицеры-оперативники органов государственной безопасности СССР. Главными целями их командирования были осуществление контроля за поведением советских граждан за границей, предотвращение невозвращения спортсменов в СССР и пресечение попыток вербовки советских спортсменов спецслужбами западных стран и антисоветских организаций. Кроме того, в число задач офицеров КГБ, выезжавших за рубеж в составе спортивных делегаций, творческих коллективов и групп туристов, входило предотвращение возможных террористических акций в отношении советских граждан, временно находившихся за границей. На Олимпийские игры, с учетом значительного числа членов сборных команд по различным видам спорта, в составе делегации СССР командировались целые оперативные группы офицеров КГБ. В составе сборных команд выезжала и агентура из числа спортсменов, тренеров, врачей и массажистов, заранее привлекаемых к сотрудничеству с органами госбезопасности. Зимние Олимпийские игры в Калгари (Канада), 1988 год. Слева направо: Владимир Попов, один из тренеров сборной команды СССР по горнолыжному спорту, тренер сборной команды СССР по хоккею с шайбой Игорь Дмитриев, глава управления хоккея и футбола Госкомспорта СССР Вячеслав Колосков (агент КГБ под псевдонимом Янтарь, в 2000 году избран вице-президентом Олимпийского комитета России, затем возглавил Российский футбольный союз), старший тренер сборной СССР по горнолыжному спорту Леонид Тягачев (агент КГБ под псевдонимом Эльбрус, в 1996–1999 годах занимал должность председателя Госкомитета по физической культуре и спорту, с 1999-го по 2009 год был президентом Олимпийского комитета России, отправлен в отставку после провальной для России Олимпиады 2010 года в Ванкувере), старший тренер сборной СССР по хоккею с шайбой Виктор Тихонов. Помимо этого, в числе групп поддержки, которые в основном состояли из представителей творческой интеллигенции, тоже направлялась проверенная агентура советских спецслужб. И, конечно же, не обходилось без агентуры из числа советских журналистов и фотокорреспондентов, освещавших ход спортивных соревнований. В 1976 году в Монреале (Канада) с 17 июля по 1 августа проходили ХХI летние Олимпийские игры. В составе советской делегации, направлявшейся для участия в Играх, командировалась оперативная группа КГБ СССР. Возглавлял ее заместитель начальника 5-го управления КГБ СССР генерал-майор Иван Павлович Абрамов с заграничным паспортом и олимпийской аккредитацией, оформленными на имя Ивана Павловича Заломова. Остальные члены оперативной группы направлялись в Канаду под своими фамилиями. В ее состав входили старший оперативный уполномоченный 1-го отделения 1-го отдела 5-го управления КГБ СССР майор Анатолий Смазнов, оперативные уполномоченные этого же подразделения капитан Игорь Перфильев и старший лейтенант Владимир Лавров, старший оперуполномоченный 9-го отдела 5-го управления майор Николай Кузьмин и другие офицеры различных подразделений КГБ. Традиционно в состав каждой сборной команды включался оперативный работник, которому поручалась работа с агентурой в составе конкретной команды и ее контрразведывательное обеспечение. На Олимпиаду в Монреале также была направлена группа из трех сотрудников 7-го управления КГБ СССР, осуществлявших наружное наблюдение за советскими спортсменами и официальными лицами в Олимпийской деревне и в местах проведения соревнований. С целью выявления и контроля за возможными контактами членов советской олимпийской команды с представителями зарубежных эмигрантских и антисоветских организаций в Монреаль был направлен также агент 1-го отдела 5-го управления КГБ СССР гражданин Ирана и ФРГ Серуш Бабек. Автор данной публикации начиная с 1978 года регулярно выезжал за границу в составе советских спортивных делегаций, принимавших участие в международных соревнованиях различного уровня, в том числе на олимпийские соревнования зимней Олимпиады в Сараево (бывшая Югославия) и Олимпиаду в Калгари (Канада) в 1988 году. Девушка с табличкой СССР – югославка, из числа тех, кто шел впереди спортивных делегаций на празднике открытия Олимпийских игр в Сараево в 1984 году. На переднем плане слева направо: Владимир Попов, начальник управления зимних видов спорта Госкомспорта СССР (агент КГБ под псевдонимом Юля) Герман Панов беседует с руководителем профсоюзного спорта Николаем Ряшенцевым. Справа в профиль снят старший оперуполномоченный 5-го отдела КГБ Эстонской ССР майор Юстал Калнинш. На Олимпиаде в Сараево он был в качестве заместителя руководителя сборной СССР по бобслею. На втором плане слева направо: вратарь сборной команды СССР по хоккею с шайбой Владислав Третьяк, лицом к нему стоит бывший олимпийский чемпион по прыжкам в воду, начальник отдела оборонно-массовой работы ЦК ВЛКСМ Владимир Васин. Справа, несколько в отдалении, снят в профиль секретарь парткома Госкомспорта СССР Виктор Галаев. Вскоре после Олимпиады он возглавит "Союзспортобеспечение", где заместителем у него будет работать офицер действующего резерва 11-го отдела 5-го управления КГБ СССР, будущий глава корпорации “Рособороноэкспорт”, а затем “Ростехнологии” Сергей Чемезов.
Николай Былков: Записки бывшего подполковника КГБ: Многие офицеры КГБ упоминали о Евтушенко, но вопрос о вербовке обходили или даже отрицали 5-е управление КГБ На протяжении многих лет заместителем Филиппа Бобкова, руководившего 5-м управлением КГБ, был генерал-майор Иван Абрамов. Впоследствии, когда Бобков стал генералом армии и заместителем председателя КГБ, сменив на этом посту Виктора Чебрикова, возглавившего КГБ после Юрия Андропова, избранного на пост генерального секретаря КПСС, Абрамов стал начальником 5-го управления и генерал-лейтенантом. Офицеры, служившие под руководством Абрамова, называли его Ваня Палкин за склонность к самодурству и жесткое, часто несправедливое отношение к подчиненным. Мечтавший о должности заместителя председателя КГБ и реально имевший шансы на ее получение, Абрамов в конце 1980-х годов неожиданно для всех (и прежде всего для себя самого) был переведен в Генеральную прокуратуру СССР на должность заместителя генерального прокурора и вскоре бесславно закончил свою карьеру. Устроил ему это назначение такой же, как и сам Абрамов, неумный и амбициозный человек, недолго (около двух лет) служивший его заместителем – Виталий Пономарев. Ветеринар по образованию, затем партийный работник, Пономарев в начале 1980-х годов был направлен на службу в органы госбезопасности. Вскоре он получил назначение на должность председателя КГБ Чечено-Ингушской АССР. Спустя короткий срок он был переведен в Москву на должность заместителя начальника 5-го управления КГБ. Так стал он заместителем Абрамова. Было это в преддверии Московского международного фестиваля молодежи и студентов 1985 года, и именно это политически важное мероприятие было поручено контролировать Пономареву посредством курируемых им подразделений 5-го управления. В ходе подготовки к фестивалю Пономарев знакомился с руководством оргкомитета фестиваля, а также с другими ответственными лицами, занятыми его подготовкой, в частности с главным режиссером праздника открытия фестиваля Владимиром Гусинским. Гусинский был хорошо известен 5-му управлению еще со времен подготовки московской Олимпиады 1980 года. Именно тогда начал он агентурное сотрудничество с органами госбезопасности под псевдонимом Денис. После того как завершился Московский фестиваль молодежи и студентов, многие сотрудники КГБ, обеспечивавшие его безопасность, были поощрены, в том числе и руководство 5-го управления – Абрамов и Пономарев. По установившемуся в КГБ правилу – чем выше начальник, тем более значимое поощрение он получает. Но у Абрамова со своим подчиненным Пономаревым были сложные отношения, и он не упускал случая публично унизить Пономарева, в том числе и в присутствии подчиненных ему офицеров. Так и сейчас: Пономарев поощрен был ниже того, что соответствовало занимаемой им должности. Прошло некоторое время, и в кабинете начальника 5-го управления Абрамова раздался телефонный звонок. Звонил председатель КГБ генерал-полковник Чебриков. Интересовался он мнением Абрамова о Пономареве в связи с находящимся на рассмотрении руководства КГБ предложением о назначении Пономарева на более высокую должность. Хитрый и изворотливый Абрамов, поднаторевший за многие годы в гэбэшных интригах, не понял на этот раз, что вопрос о повышении Пономарева уже решен, а потому дал Пономареву не лучшую характеристику, отметив, что повышать его еще рано. Через несколько дней Чебриков подписал приказ о назначении Пономарева начальником управления кадров КГБ. Вскоре ему было присвоено звание генерал-лейтенанта. Кто-то продвигал Пономарева наверх, в чем Абрамов не сумел разобраться. Дело в том, что Пономарева продвигал сам Чебриков, чья жена была родной сестрой жены Пономарева. Абрамову эта неразборчивость обошлась дорого. Когда Бобков был назначен на должность первого заместителя председателя КГБ, его предыдущая должность – зампреда, куратора 5-го управления – оказалась вакантной. Все складывалось в пользу Абрамова, который был реальным претендентом на место Бобкова. Вместо этого он оказался в кресле заместителя генерального прокурора СССР и вскоре был отправлен на пенсию. Евгений Иванов Новым начальником 5-го управления был назначен генерал-майор Евгений Иванов. Тот самый Иванов, который вскоре после упразднения КГБ возглавит аналитическое подразделение "Мост-банк". За несколько лет до этого назначения Иванов был переведен с должности заместителя начальника 1-го отдела 5-го управления КГБ на должность инструктора отдела административных органов ЦК КПСС. Отдел курировал всю правоохранительную систему Советского Союза. Около двух лет проработал Иванов в ЦК партии, после чего начался его стремительный карьерный рост. За три с небольшим года он прошел дистанцию от подполковника, заместителя начальника отдела до генерал-лейтенанта, начальника управления и был назначен заместителем начальника 2-го Главного управления КГБ. Данное управление являлось головным контрразведывательным подразделением в системе советской госбезопасноси, осуществлявшим разработку иностранных дипломатических, торговых и иных представительств, аккредитованных в Советском Союзе, а также сотрудников зарубежных средств массовой информации и туристов. Во 2-м Главном управлении Иванов курировал кадры этого важнейшего (после разведки) подразделения КГБ. Прослужив там чуть больше года, Иванов вернулся в ставшее ему почти родным 5-е управление в качестве его начальника. Начинал Иванов свою карьеру в органах советской госбезопасности в тихом и далеком от оперативных будней учетно-архивном отделе (УАО КГБ СССР) в качестве вольнонаемного (не имевшего военного звания) сотрудника. Был он тогда не по годам тучен, носил очки с толстыми линзами и имел проблемы со здоровьем, в силу чего миновала его обязательная для советских молодых людей служба в армии. Неторопливый, немногословный и незаметный, мнение свое Иванов старался оставлять при себе. Со временем эти качества придадут ему вид серьезного и основательного человека. Многие коллеги Иванова по работе в архиве КГБ, структурно входившего в УАО, не имели воинских званий, и получение заветного звания было пределом мечтаний, так как офицеры, сотрудники архива, получали денежное содержание, превышавшее зарплату гражданского лица, работавшего в архиве, как минимум в два раза. Женя Иванов военное звание получил. Повышению его предшествовала интересная история. Архив КГБ СССР возглавлял полковник В.А. Грибанов, хотевший, как и всякий полковник, стать генералом. Он успешно руководил архивом и был на хорошем счету у непосредственных начальников и руководства КГБ. Особенно хорошие доверительные отношения у него сложились с первым заместителем председателя КГБ генералом армии Семеном Цвигуном, который в начале 1980-х годов неожиданно для всех застрелится. Служебные интересы Цвигуна были далеки от архива, но он имел страсть к написанию книг об участии органов и подразделений госбезопасности в Великой Отечественной войне. Значительную помощь в поиске, подборе и последующей обработке материалов для книг Цвигуна оказывал начальник Центрального архива КГБ полковник Грибанов. Конечно же, не сам лично, а посредством своих подчиненных. Трудились они прилежно. Вместо того чтобы просматривать архивные уголовные дела (все дела, по которым люди были осуждены в годы репрессий, находились на хранении в этом архиве) и подготавливать материалы для последующей реабилитации несправедливо осужденных или готовить необходимые справки по другим архивным делам по запросам различных подразделений органов госбезопасности, подчиненные Грибанова готовили материалы для будущих книг Цвигуна, который, в свою очередь, обещал Грибанову посодействовать в получении чина генерала (но Грибанов генералом так никогда и не стал). Зато новые книги Цвигуна регулярно появлялись на прилавках книжных магазинов. Некоторые из них по праву становились бестселлерами и приносили литературную славу и общесоюзную известность их автору. В одну из встреч с Грибановым Цвигун поинтересовался тихим молодым сотрудником архива по фамилии Иванов. Спустившись к себе (архив располагался в подвальном помещении огромного здания КГБ на площади Дзержинского, ныне, как и в старину, носящей название Лубянской площади), Грибанов немедленно позвонил своему непосредственному руководителю – начальнику УАО генерал-майору Андрею Прокопенко и доложил о разговоре с зампредом Цвигуном относительно их сотрудника Иванова. Генерал Прокопенко немедленно вызвал Грибанова к себе вместе с подполковником Александром Александровым, руководителем кадрового аппарата УАО. Лицо Александрова в годы молодости было обезображено оспой, а во время войны еще было и обожжено, отчего выглядел он устрашающе. По причине своего внешнего вида или в силу характера, отличавшегося жесткостью, в КГБ он имел прозвище Рашпиль (напильник с крупной насечкой для грубой обработки различных деталей). В кабинете генерала Прокопенко – невысокого, крепкого сложения человека с бледным и отечным лицом (следствие нездоровых почек), но несмотря на болезненный вид делового и энергичного, приглашенные Грибанов и Александров расположились за небольшим приставным столом, составляющим с вместе с генеральским столом букву "Т". Подобное расположение столов начальников и столов для вызванных подчиненных было обычным в помещениях КГБ. Различие было лишь в размерах кабинетов и мебели, за которой и на которой восседали руководители. Чем выше была должность начальника, тем больше должен был быть кабинет и стол. Во многих руководящих кабинетах также были еще и отдельно стоящие столы, за которыми располагались сотрудники во время совещаний. Как всегда коротко и по-деловому, Прокопенко спросил: "Что в деле?". Александров открыл большую синюю папку с завязками по бокам, на лицевой стороне которой большими тиснеными золотом буквами было написано: "Совершенно секретно. КГБ СССР". Так выглядели личные дела сотрудников. Александров доложил, что личное дело Иванова обычное, ничего особенного в нем нет. Недавно Иванов женился. "Отец жены – заместитель министра среднего машиностроения СССР". Присутствовавшие молча переглянулись: это министерство руководило всей оборонной промышленностью Советского Союза. С этой минуты Иванов начал свое восхождение по карьерной лестнице. "Для кого карьера – крутая лестница, а для кого – эскалатор", – шутили в КГБ. И действительно, для страдавшего хроническим артритом Иванова его карьера была несущимся вверх эскалатором. Иванов был переведен на оперативную работу в 10-й отдел 2-го Главного управления КГБ. Этот отдел был преемником 4-го управления министерства государственной безопасности, в годы сталинских репрессий занимавшегося политическим сыском и надзором за творческой интеллигенцией. Десятки тысяч советских граждан и иностранцев были отправлены сотрудниками этого подразделения в концентрационные лагеря, откуда возвращались немногие. Тысячи людей были приговорены к исключительной мере наказания – расстрелу. В новом подразделении Иванов довольно быстро подружился с бывшим капитаном советской милиции Владимиром Струниным, переведенным в КГБ из министерства внутренних дел. В отличие от Иванова, Струнин был уже достаточно опытным оперативным работником. Молчаливый и неторопливый Иванов был полным антиподом эмоционального и экспансивного Струнина. Один из агентов КГБ, известный артист театра и кино, после общения с ним назвал его "Весь в ручках-ножках". Это прозвище надолго приклеилось к Струнину, как и другое, более обидное – Пьяный Ежик. Если основой первого прозвища был темперамент Струнина, то причиной второго была пагубная страсть к спиртному. От этого его маленький, задорно вздернутый нос и лицо с годами все более испещряли характерные синие прожилки, не оставляющие сомнений в причинах их появления. Струнин всегда коротко стриг волосы – "под ежика" – так и родилось прозвище – Пьяный Ежик. Закончил же он службу в должности начальника пресс-бюро КГБ, куда был переведен с должности заместителя начальника 5-го управления, когда даже для его друзей и покровителей стало очевидно, что любовь к выпивке перешла в болезненную стадию, и Струнин стал алкоголиком. Вскоре он был отправлен на пенсию и окончательно деградировал. Дело Юлия Даниэля и Андрея Синявского Однако в конце 1960-х Иванов и Струнин были относительно молоды и полны амбициозных планов. В те годы их имена мало кому были известны, в отличие от их дел, некоторые из них приобрели международную известность. В 1966 году в Москве судили советских писателей Юлия Даниэля и Андрея Синявского, издавших некоторые из своих произведений на Западе. Этот процесс ознаменовал собой начало широкомасштабной борьбы с инакомыслием в послесталинском СССР. Именно после этого дела в 1967 году решением Политбюро ЦК КПСС для борьбы с инакомыслием было создано 5-е управление КГБ. Оперативной разработкой указанных писателей занимались офицеры 2-го отделения 10-го отдела 5-го управления Иванов и Струнин. Руководил ими в тот момент начальник 1-го отдела 5-го управления Иван Абрамов, его заместитель – Пас Смолин, впоследствии описанный известным писателем Владимиром Войновичем, заместитель начальника 5-го управления генерал-майор Сергей Серегин, бывший резидент КГБ в Германской Демократической Республике, а также еще довольно молодой, в те годы исполняющий обязанности начальника 5-го управления подполковник Филипп Бобков. Несмотря на сопряженный с этим процессом международный скандал, руководство СССР в лице генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева осталось довольно результатами, так как было весьма обеспокоено набиравшим силу движением правозащитников, получивших затем название "шестидесятники". Только что в Чехословакии произошла так называемая Пражская весна, жестоко подавленная советской армией, и в КГБ процесс Синявского – Даниэля рассматривали как продолжение этой борьбы. Осуждение Синявского и Даниэля явилось своего рода стартом для карьерного роста Струнина и Иванова. Их бросили на контроль советского телевидения и культуры. Иванов стал начальником 3-го отделения 1-го отдела 5-го управления, подразделение которого курировало Госкомитет по телевидению и радиовещанию, Центральное телевидение и Комитет по кинематографии. Струнин же возглавил 2-е отделение 1-го отдела 5-го управления, осуществлявшего контроль за союзными и республиканскими ведомствами культуры — такими, как министерство культуры СССР, Государственный комитет по делам издательств (Госкомиздат СССР), Союз композиторов, Союз архитекторов и Союз писателей СССР. КГБ и творческая интеллигенция 15 марта 1957 года генерал Евгений Питовранов был назначен начальником 4-го управления КГБ при Совете Министров СССР и вскоре стал членом Коллегии КГБ. 4-е управление сосредотачивалось на борьбе с антисоветским подпольем, националистическими формированиями и враждебными элементами. В рамках этой деятельности Питовранов занимался вербовкой агентов из числа советской творческой интеллигенции. Таковых было много, и многие со временем стали людьми известными, даже всемирно известными. Много лет был агентом 1-го отдела (американского) ПГУ КГБ СССР Генрих Боровик. Юлиан Семенов был агентом 5-го управления КГБ СССР. Работал с ним напрямую генерал Филипп Бобков. Долгие годы негласно сотрудничал с советскими органами госбезопасности поэт Евгений Евтушенко. Начинал он при Питовранове и продолжил свое сотрудничество при Бобкове. Как и Семенов, Евтушенко работал напрямую с Бобковым и считался агентом 5-го управления КГБ. На память об этом периоде деятельности остался у Питовранова сборник стихов Евтушенко с дарственной надписью: "Страшнее, чем принять врага за друга, – Принять поспешно друга за врага. Питовранову от Евтушенко". В качестве завербованных агентов с Питоврановым, затем с Бобковым тесно сотрудничал советский композитор Родион Щедрин. Их познакомил многолетний агент советской госбезопасности Василий Катанян, с 1937 года бывший мужем Лили Брик, одним из любовников которой был легендарный чекист Яков Агранов. Брик, как и ее последний муж Катанян, тоже состояла в агентурной сети госбезопасности. Супруги держали литературный салон, где собирались деятели культуры. В их квартире молодой композитор Родион Щедрин познакомился со своей будущей женой балериной Майей Плисецкой. Завербованными агентами являлись также композитор Никита Богословский, детский поэт и автор слов гимна СССР Сергей Михалков и многие другие известные представители советской творческой элиты. Впрочем, в их числе был и известный американский импресарио Сол Юрок, устраивавший гастроли Большого театра в США. В госбезопасности было и есть жесткое правило: никогда не рассекречивать своих агентов, даже в порядке наказания или из мести. Как сказал однажды начальник 1-го отдела ЦОС КГБ СССР полковник Сергей Васильев писателю Станиславу Куняеву, еще одному завербованному в 1970-е годы агенту, "какими бы они ни были, как бы ни повернулась история, у нашего ведомства есть основной закон: своих информаторов, своих секретных сотрудников не сдавать и не рассекречивать никогда и ни за что" (С. Куняев. "Предательство – это продажа вдохновения". – Попов). По этой причине многие офицеры КГБ в своих воспоминаниях упоминали о Евтушенко, но вопрос о вербовке обходили или даже отрицали. Типичны в этом плане мемуары одного из руководителей советской разведки сталинских времен Павла Судоплатова: "Идеологическое управление КГБ заинтересовалось опытом работы моей жены из творческой интеллигенции в [19]30-е годы. Бывшие слушатели школы НКВД, которых она обучала основам привлечения агентуры, и полковник Рябов проконсультировались с ней, как использовать популярность, связи и знакомства Евгения Евтушенко в оперативных целях и во внешнеполитической пропаганде. Жена предложила установить с ним дружеские конфиденциальные контакты, ни в коем случае не вербовать его в качестве осведомителя, а направить в сопровождении Рябова на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Финляндию. После поездки Евтушенко стал активным сторонником "новых коммунистических идей", которые проводил в жизнь Хрущев". Об этой же поездке Евтушенко в Финляндию в 1962 году вспоминал сам Бобков: "Фестиваль в Хельсинки проходил в сложной обстановке. Американские спецслужбы во взаимодействии с антисоветскими организациями на Западе, подобными НТС, многое делали, чтобы сорвать фестиваль, вызвать беспорядки в городе, обвинить в них организаторов фестиваля, международные союзы молодежи, тесно сотрудничавшие с комсомолом. Серьезно помог дискредитации провокаторов поэт Евгений Евтушенко, член делегации советской молодежи" (Ф. Бобков. Журнал “Кто есть кто”, № 6, 2008. – Попов). С другой стороны, поэт Иосиф Бродский писал в своих воспоминаниях, что Евтушенко каким-то образом узнал об оформлении его родителями выезда к Бродскому в США и по собственной инициативе пообещал ему в этом деле помощь. При этом он сказал, что со времен фестиваля молодежи в Финляндии у него в КГБ есть надежный "друг", которому он может позвонить и быстро решить вопрос. Назвать фамилию "друга" он категорически отказался. Нетрудно догадаться, что "другом" он называл генерала Бобкова. Весной 1975 года в Москве, как считал писатель Владимир Войнович, КГБ предпринял попытку его отравления. Войнович выжил и попытался разобраться в происшедшем. О реакции Евтушенко он писал следующее: "Я не знаю, действовал ли поэт Евгений Евтушенко по чьему-то заданию или сам от себя старался, но в те дни он каждого встречного-поперечного и с большой страстью убеждал, что никто меня не травил (интересно, откуда ж ему это было известно?), всю эту историю про отравление я для чего-то наврал. Зуд разоблачительства по отношению ко мне у него не угас с годами, он через 15 лет после случившегося публично (на заседании "Апреля" ) и ни к селу ни к городу вспомнил эту историю и опять повторил, что я вру, неосмотрительно хвастаясь своей осведомленностью: "Поверьте мне, уж я-то точно знаю". Не буду говорить подробно о той роли, которую играл этот человек в годы застоя... Известна его роль посланника "органов" к Бродскому и Аксенову. Еще в молодые годы Евтушенко публично говорил, что каждого, кто на его выступлениях будет допускать антисоветские высказывания, он лично отведет в КГБ. Во время моего "диссидентства" Евтушенко очень старался подорвать мою репутацию и ухудшить мое и без того тяжелое и опасное положение, говоря, например, интересовавшимся моей судьбой иностранцам, что я плохой писатель, плохой человек, живу хорошо и их беспокойства не стою" (В. Войнович. Дело 34840. – Попов). Поездка Евтушенко к писателю Василию Аксенову была иносказательно описана другим советским автором, вынужденным эмигрировать из СССР, Анатолием Гладилиным: "Я... хочу рассказать о Том, с кем ты не разговариваешь, но очень дружил когда-то (как и все мы ). Как Тот явился к тебе на квартиру в Вашингтоне и начал поучать – что ты имеешь право делать в эмиграции, а чего не должен делать ни в коем случае. Ты был потрясен и потом перезвонил мне в Париж и повторил его текст, и я подтвердил: "Чистой воды гэбешная диктовка" (А. Гладилин. Аксеновская сага. Журнал “Октябрь”, № 7, 2007. – Попов). В герое Гладилина, названном "Том" и "Тот", без труда угадывался Евгений Евтушенко. Он был символом всей советской эпохи. И не менее символично, что этот символ СССР был завербованным сотрудником 5-го управления КГБ.
Николай Былков: Мы следили за интеллигенцией. Воспоминания офицера КГБ Продолжается публикация глав из книги бывшего подполковника госбезопасности Владимира Попова "Заговор негодяев". Попов служил в КГБ СССР с 1972-го по 1991 год, работал в Пятом управлении, в отделах, которые курировали выезжающих за границу, творческие союзы и международное спортивное сотрудничество. В 1995 году он эмигрировал в Канаду. В книге "Заговор негодяев" Владимир Попов рассказывает о том, как советские писатели и спортсмены сотрудничали с КГБ, и называет имена многих агентов. Среди них, по его словам, были поэты Евгений Евтушенко и Сергей Михалков, композиторы Родион Щедрин и Никита Богословский, а также актеры Георгий Жженов и Петр Вельяминов, бывшие политзаключенные, завербованные в сталинских лагерях. Экс-коллега Владимира Попова, генерал КГБ в отставке Алексей Кондауров назвал заявления о сотрудничестве Жженова и Вельяминова с КГБ "чушью". "Была система, при которой никто не знал, у кого какая агентура. Даже сосед в кабинете не мог знать, кто у меня на связи находится. Откуда Попов знает, что Георгий Жженов и Петр Вельяминов были агентами, непонятно", – сказал Кондауров. Отвечает Владимир Попов и своему бывшему коллеге, генералу Кондаурову. – С Алексеем Кондауровым вы работали вместе? – Мы с ним в 5-е управление пришли приблизительно в одно и то же время – год, наверное, 1974–75-й. После 1980 года Алексей Кондауров вслед за своим начальником Максенковым был переведен в 9-е управление, которое осуществляло охрану высших государственных партийных деятелей. Там он сделал хорошую карьеру. А судьба Максенкова сложилась трагично. Застрелился сын Максенкова, а потом и он сам. – Алексей Кондауров говорит, что вы не могли знать этих агентов, потому что у каждого сотрудника КГБ были свои агенты, имена которых он держал в тайне от коллег. Так ли это? – По внутренним приказам и инструкциям – да. Все, что касалось агентуры, подготовки вербовки и последующей работы с агентом, проходило под грифом "совершенно секретно". В большинстве случаев сотрудники одного подразделения могли не знать об агентуре, находящейся на связи у других оперативных работников. Но при этом жизнь есть жизнь. Как правило, в одном кабинете работало три или четыре оперативных работника, что-либо скрыть попросту было невозможно. Дело Петра Вельяминова я держал в своих руках, потому что оно пришло из периферийного органа вскоре после возврата Вельяминова в Москву после ссылки. Но после этого он много времени находился в киносъемочных экспедициях и физически сложно было с ним установить, как у нас говорили, "оперативный контакт". Та же проблема была с Жженовым. – Их трудно назвать настоящими агентами, потому что они были завербованы, когда находились в сталинских лагерях. – Совершенно верно, поэтому винить их в этом не приходится. По приезде в Москву никакой по-настоящему серьезной агентурной работы они не вели. Естественно, для многих это было средство выживания. В этом же качестве отметился и Александр Солженицын, "агент Ветров", о чем широко известно. В противном случае могли быть тяжелейшие последствия для тех, кто от такого сотрудничества отказывался, порой это могло им стоить и жизни. Рассказывая об этом, я не стремился вызвать какую-либо сенсацию, просто упомянул по ходу повествования. Алексей Кондауров обвинил меня в том, что я это сделал из корыстных побуждений. Он не знает, что моя рукопись предоставлена абсолютно бесплатно. Если говорить о корысти, то недавно вышел сериал "Гостиница "Россия", и там есть совершенно очевидный плагиат, они содрали историю из нашей книги "КГБ играет в шахматы", о том, как любовнице гроссмейстера Бориса Спасского, которая была гражданкой Франции и работала во французском посольстве, сотрудник КГБ подсыпал в постельное белье лобковых вшей, с тем чтобы их рассорить. Естественно, я и цента не получил, как и за большинство своих публикаций. – И как была осуществлена эта спецоперация с лобковыми вшами? – Автором этой гнусности был некто майор Владимир Лавров, сотрудник того же подразделения, где я служил. А осуществлял ее его сокурсник по Высшей школе КГБ Вячеслав Иванкин, он был сотрудником подразделения, которое контролировало французское посольство в Москве. В сериале это происходит в гостинице "Россия", где проще всё было провести, потому что там были внештатные сотрудницы КГБ, поэтажницы так называемые. А на самом деле речь шла о доме, где жили иностранные граждане. Для того, чтобы скрытно проникнуть в помещение, нужно обеспечить контроль за всеми, кто проживает рядом, чтобы не было случайных встреч. Это было довольно сложное мероприятие, но тем не менее такая гнусность была осуществлена, хотя результат положительным не был. На отношения Спасского и его возлюбленной это не возымело действия. – Жженов и Вельяминов были поневоле завербованы и не занимались доносительством, но существовали и агенты в среде творческой интеллигенции, которые работали добровольно и охотно. Много ли было таких папок на вашем столе? – Нельзя сказать, что очень много. В каждом оперативном отделе насчитывалось, как правило, от 30 до 40 оперативных работников. Как правило, у каждого работника находилось на связи до 10 агентов. Несколько иная ситуация была в преддверии Олимпиады и после, когда было завербовано огромное количество агентуры, которая и агентурой, по сути, не являлась. Можно посчитать: в каждом отделе 40 человек, 10 в среднем агентов у каждого работника. В 5-м управлении было 10 отделов, потом появился 11-й, 12-й и 13-й, при этом 12-й – отдельная группа по координации работы со спецслужбами социалистических стран. То есть можно прикинуть количество агентуры, не настолько уж и велико. Конкретными людьми занимались соответствующие подразделения, прежде всего 9-й отдел 5-го управления, у них было два отделения, одно занималось Александром Солженицыным, второе – академиком Сахаровым. Агентура вербовалась под конкретных людей, имевших подходы к этим фигурантам. Нечто подобное было во 2-м отделе, там занимались экстремистами из числа националистически настроенных лиц. 8-й отдел занимался разработкой так называемых сионистских центров. Вообще отношение к сионистскому движению было преувеличенно драматизировано. В среде творческой интеллигенции, как правило, старались приобретать агентуру из числа людей влиятельных и авторитетных, с тем чтобы она не только занималась стукачеством, а влияла на процессы в творческой среде. Я пишу в своей книге о Николае Никандрове, который был переведен в 5-е управление из Новосибирска. Он поддерживал контакты с писателями, которых называли "деревенщиками". Он завербовал литературного критика Евгения Сидорова, который при содействии КГБ стал ректором литературного института, который курировало то же подразделение, в котором служил Никандров. Впоследствии опять-таки с помощью КГБ Евгений Сидоров стал министром культуры Российской Федерации. Когда после 1993 года Никандров покинул стены КГБ, он оказался в Министерстве культуры, где стал главным редактором каталога культурных потерь России в период Второй мировой войны. А Сидоров, помимо прочего, с 1998-го по 2002 год был представителем Российской Федерации при ЮНЕСКО. Как правило, в подобные организации направлялась агентура. Вообще в лагере почвенников было много агентов. Например, литературный критик Михаил Лобанов, автор нашумевшей статьи "Просвещенное мещанство", на которую Александр Яковлев ответил статьей "Против антиисторизма". Никандров установил с Лобановым оперативный контакт в 70-е годы. Завербовал Никандров и поэта Александра Иванова, который выступал с едкими пародиями, довольно талантливыми. Никандров выбрал ему своеобразный оперативный псевдоним Тугар, объясняя, что это означает "чужой всадник". – При этом Иванов был очень активен во время перестройки, заметен в либеральных кругах. – Да, на телевидении он активно выступал в различных передачах. За это лыко в строку потом Никандрову вставляли: что же у тебя такой агент, который перекрасился? – Часто случалось такое, что агент по каким-то причинам разрывает отношения? – Такое бытовало выражение "отвязавшийся агент", когда он вроде агент, а ведет себя не в русле указаний, которые получает от оперативного работника: либо в негативном аспекте, либо проявляя излишнюю активность, такое тоже бывало. Если агент отказывался от сотрудничества, то есть вроде, как и числится, а ничего не делает, ему официально заявлялось о том, что агентурная связь с ним прекращается, и от него получалась письменная подписка, что он предупрежден о том, что связь с ним прекращена. Главный редактор издательства "Советский писатель" с середины 70-х годов, известный поэт Егор Исаев, был со времени службы в армии агентом госбезопасности. Я курировал издательство "Советский писатель", несколько раз пытался с ним встречаться, вести беседы, но ничего не получилось, и я от него официально получил расписку о том, что он предупрежден, что агентурная связь органов госбезопасности с ним прекращена. Вроде как он должен был обрадоваться, но я видел, что он несколько напрягся, предполагая негативные последствия для себя. Но их не последовало. – Какие были формы поощрения агентов? – Примитивные, по правде говоря. Существуют различные домыслы, что их задаривали щедро. Как правило, нет. Зачастую это приурочивалось либо к дню рождения, либо к периоду его длительного сотрудничества, тогда были небольшие поощрения: либо деньги, либо ценный подарок. Как правило, делали ценный подарок, потому что 33 сребреника в подсознании возникали, и старались денежное вознаграждение не выплачивать. – Дарили дефицит: югославские сапоги или чешскую хрустальную вазу? – Я и другие сотрудники пользовались тем, что был закрытый магазинчик, где продавались различные художественные изделия: картины, небольшие скульптурные произведения. Там мы приобретали какие-то интересные вещи, и они дарились агентуре. Но это не частая практика была, а эпизодическая. – То есть хороший агент мог получить красивую статуэтку за свою работу? – Да, вполне. А особо отличившимся могла вручаться грамота, подписанная Андроповым, за активное участие в обеспечении государственной безопасности. Обратите внимание: есть такой Николай Долгополов, заместитель главного редактора "Российской газеты", он довольно часто выступает с материалами по спецслужбам, и его совсем недавно наградили почетной грамотой Службы внешней разведки. О чем-то это говорит. – Вы упоминаете в своей книге имя главного редактора журнала "Наш современник" Станислава Куняева… – Да, он тоже был завербован Никандровым. И в качестве поощрения получил доступ к архивным материалам уголовного дела о смерти Сергея Есенина – благодаря Никандрову, который после 5-го управления перешел на работу в Центр общественных связей. Центр был создан, чтобы "создавать позитивный имидж" Комитета государственной безопасности в обществе и за рубежом. – Вы сказали, что иногда, поскольку вы сидели в одном кабинете, вы знали, кого завербовал коллега. Могли собираться после работы и, выпивая, сплетничать о своих агентах или это было табу? – Как правило, когда выпивали, об агентуре уже не говорилось. Работает табу само собой, а потом, ну что же бесконечно обсуждать дела, связанные со службой? Вели неформальные беседы, рассказывали анекдоты. Комнату 916 на 9-м этаже так называемого дома 1 на Лубянке занимали в то время капитан Зареев, капитан Никандров и я. Они были сначала просто уполномоченными, вскоре стали старшими уполномоченными, а я был вначале младший уполномоченный, потом получил должность опера. Когда Никандров собирался устанавливать оперативный контакт, он всегда это обсуждал с Зареевым. Никандров был переведен из периферийного новосибирского подразделения, а Зареев был уже старожилом в этом подразделении в Москве, он давал ему советы, а я невольно при этом присутствовал. Если уж совсем какой-то секретный разговор, переходили в кабинет начальника отделения, там какие-то деликатные моменты обсуждали. – А были случаи, когда по незнанию пытались завербовать человека, который уже был завербован другим сотрудником? – Было и такое. Например, Никандров долгое время пытался установить контакт с Евгением Евтушенко, не зная, что тот является агентом Филиппа Бобкова. Виктор Чебриков в одном из интервью, когда он уже был на пенсии, вспоминал, что однажды встречался на квартире с Филиппом Бобковым и Евтушенко. Вроде бы ничего особенного не сказал, "встречались на квартире". А в подразделениях КГБ были два вида квартир. Одна называлась явочная, где принималась агентура, с которой уже определенный период времени работают, а на конспиративных квартирах встречались с наиболее проверенной и важной агентурой, потому что явочную квартиру можно легко поменять. Обычного человека, владельца квартиры, вербовали в качестве содержателя явочной квартиры. Эти люди получали ежемесячное денежное вознаграждение, в тех средствах это где-то 300–500 рублей. А конспиративные квартиры – это дело сложное, они выделялись Комитету через целый ряд структур, чтобы не была видна причастность КГБ к владению этими квартирами, поэтому менять ее было очень сложно. На конспиративных квартирах принималась только агентура очень и очень проверенная, очень надежная. Поэтому Чебриков просто по своей глупости сдал с потрохами товарища Евтушенко. – Владимир Войнович рассказывал о том, как в 1975 году сотрудники КГБ подсунули ему отравленную сигарету. Было такое? – Я непосредственное участие в этом принимал. У начальника 1-го отдела Петра Смолина возникла идея установить с Войновичем контакт. Поручил он это Геннадию Зарееву, с которым мы занимали один кабинет. Зареев был человеком очень неорганизованным. Вся встреча происходила буквально на бегу. Незадолго до этого наше подразделение получило так называемый "Мезон" – маленький магнитофон, он мог записывать разговоры в течение 4–5 часов. Но для этого нужно было вывести микрофон либо под галстук, либо в рукав. Зареев в суете пытался сначала к галстуку этот микрофончик прикрепить, потом решил в рукав пиджака его выпустить. В итоге, пока он махал руками во время беседы Смолина с Войновичем в номере гостиницы "Метрополь", микрофончик выскочил, и Войновича это насторожило. Обычно подобные мероприятия проводятся в так называемых плюсовых номерах в гостиницах, которые были оборудованы либо слуховым контролем, либо еще и визуальным и не нужны были такие портативные магнитофончики. А так как все происходило на бегу, был использован номер, в котором оперативные работники принимали так называемых кандидатов на вербовку. А для такого номера велась специальная книга, где записывалось время, когда какой оперативный сотрудник занимает этот кабинет, с тем чтобы не встретились люди, которые друг с другом знакомы, тогда бы последовала их взаимная расшифровка. Так как встреча затягивалась, Зареев вышел, дежурной позвонил и потребовал срочно продлить еще на один час. Я побежал к этой книге, чтобы предупредить, что в это время там никто не должен быть. Что касается отравления, то я не помню, Смолин курил или нет, по-моему, не курил, Зареев в кабинете курил трубку, а Войнович курил сигареты. Так как сигарет у Зареева не было, он стрелял у Войновича. Поэтому никакого отравления, естественно, не могло быть, потому что сигареты были Войновича – это раз, потом кабинет совершенно обычный – два. И если три человека находятся в одном закрытом помещении, кого-то пытаются с помощью какого-то газа либо веществ отравить, все бы трое были отравлены. Александр Межиров однажды очень правильно высказался по этому поводу непосредственно Войновичу. Войнович спросил: "Вы мне верите?" Он говорит: "Верю, но ничего этого не было, у вас просто великолепное воображение". – Но если можно подсыпать лобковых вшей, то почему бы и не отравить? – Конечно, теперь известно о лаборатории Майрановского, где готовились различные яды. Известно, что Солженицына травили рицином. Известно убийство болгарского диссидента Маркова посредством укола зонтом. Но в данной ситуации это полностью исключалось, поверьте мне. – В 1976 году был убит переводчик Константин Богатырев. Убийцы не были найдены, но многие, в том числе и Владимир Войнович, считали, что это сотрудники КГБ. – Я не исключаю, что была подобная акция. За многими диссидентами ходила так называемая наружка и порой им угрожала. Грозились скинуть на станции метро под приближающийся поезд или избить, иногда и били. Когда наружка теряла объект оперативного наблюдения, они за это получали серьезный нагоняй. Поэтому они, порой расшифровывая себя, запугивали тех, за кем должны были следить, с тем чтобы их не терять. В случае Константина Богатырева всякое могло быть. Допускаю, что это могли сделать те, кто его разрабатывал. Я в своей рукописи упоминаю такой случай. В 9-м отделе 5-го управления служил Владимир Иванович Гусев. В начале 70-х годов на даче, где жил Солженицын у одного из своих приятелей, неподалеку от Рязани, проводилось так называемое мероприятие "Д". Это проникновение в место, где проживает объект оперативной заинтересованности, и негласный досмотр, чтобы зафиксировать антисоветские материалы и потом прийти с официальным обыском. Солженицын, будучи в отъезде, попросил своего приятеля заехать и что-то забрать. Когда тот приехал, он увидел каких-то людей в помещении этой дачи, везде шуруют, что-то ищут. Он их принял за грабителей, выбежал на улицу с криком: "Помогите!" Гусев бросился за ним, поставил ему подножку, при этом у убегавшего человека слетел ботинок с ноги, и он продолжал кричать: "Помогите!" Гусев схватил этот ботинок и стал бить его по лицу. – Он не был наказан за такую выходку? – Наоборот, он за нее получил знак почетного сотрудника Госбезопасности. Я, набравшись смелости, спросил его: "Владимир Иванович, вы что, действительно прямо ботинком по лицу?" Он мне сказал буквально следующее: "Я эту суку убить готов был, лишь бы он заткнулся". – То есть с Богатыревым могло произойти нечто подобное, спонтанная вспышка ярости? – Я допускаю это. – Люк Хардинг, журналист "Гардиан", который работал в Москве уже в путинские времена, рассказывает о том, как в его квартиру проникали в его отсутствие и специально оставляли следы. Например, заводили будильник, который начинал звонить, когда он приходил, или переставляли вещи. Он считал, что это делается, чтобы его запугать. Было такое принято в 70–80-е годы? – Я не исключаю, что это просто факт небрежности. Я другой вам пример приведу. В системе КГБ было такое подразделение, называлось ОТУ, оперативно-техническое управление, в нем был 6-й отдел, в этом отделе было подразделение, которое называлось ПК, почтовый контроль. Вся переписка, которая проходила внутри Москвы, строго перлюстрировалась, так как предполагали, что сотрудники зарубежных спецслужб могут таким образом сообщать о чем-либо своей агентуре посредством тайнописи, либо каких-то условных фраз. Каждое письмо, которое вызывало какое-либо сомнение, изымалось из обычной почти и поступало к оперативному работнику. – Письма, которые из-за границы приходили? – Те само собой. Но и внутри города тоже. Так вот были деятели, которые ошибки исправляли в письмах! Так что я допускаю, что в квартире этого корреспондента просто были факты небрежности. Хотя, возможно, имело место и запугивание. Честно говоря, мне это странно представить. Потому что обычно скрытно проникают для того, чтобы либо установить подслушивающую технику, либо зафиксировать какие-то документы, которые представляют оперативный интерес. Конечно, необходимо всё держать в тайне. А такие действия я связываю с элементарной небрежностью тех, кто это делал. – Очевидно, что, если целые отделы наблюдали за Сахаровым и Солженицыным, должны были набраться огромные массивы оперативных материалов. Однако, когда Елена Георгиевна Боннэр пыталась в 1991 году что-то получить, ей сказали, что все уничтожено… – Совершенно верно, я даже скажу вам, кто этим занимался. Вячеслав Широнин был начальником отделения, которое занималось разработкой "Паука". Каждому делу оперативной проверки либо разработки, присваивалось определенное наименование. Разработка на Солженицына называлась "Паук". Насколько я знаю, там было более ста томов. Когда все пошло к распаду, чтобы не оставить никаких следов, его уничтожили. Было уничтожено дело и на Войновича, оно называлось "Гранин", так как он в журнале "Грани" напечатал "Чонкина". Да, многое было уничтожено. – Многое, но, разумеется, не всё. Можете представить, что будет, если в России, как в Украине, Чехии или Восточной Германии сделают общедоступными архивы спецслужб, в том числе и имена тайных агентов? – Я не думаю, что это когда-либо произойдет. С того пути, на котором Россия находится сейчас, она еще долго не свернет. Помните, в 1991 году предпринималась попытка, хоть и опереточная, захвата здания КГБ на Лубянке? – Я присутствовал при этом, видел своими глазами. – А я из окна нашего здания наблюдал. Незадолго до этого, в феврале того же года 1991, тоже была информация о том, что к 23 февраля, возможно, будет предпринята попытка. Трое суток мы сидели в здании, никуда не выходили. Проходило совещание у начальника 5-го управления, тогда это был генерал-лейтенант Евгений Федорович Иванов. Он говорит, что есть такая информация, необходимо принять все меры к недопущению. 5-е управление располагалось в новом здании за "Детским миром", там два здания было построено, одно для расширившегося Второго главка и рядом 5-е управление. Один из начальников отдела задал вопрос: "Евгений Федорович, а как быть, если будет предпринята попытка ворваться в здание, что оперативный состав должен делать?" Поверьте мне, не утрирую, Евгений Федорович сказал буквально следующее: "Главное физически заполнить нижние этажи". А его кабинет на пятом этаже находился. Еще в 70-е годы Центральный архив был вывезен в город Чехов, где в глубоких бетонных бункерах большая часть спрятана. Когда поступает запрос в архив, оттуда необходимое привозят. Поэтому захват здания ничего и не даст. В обозримой перспективе не думаю, что это произойдет. Нет для этого сил, Майдан в России невозможен. Хотя, вы знаете, Захар Прилепин организовал партию "За правду", современных опричников собирают, ополчение неведомо от кого. А силы, которые могли бы им противостоять, просто не видны по большому счету – по крайней мере, мне.»
Николай Былков: Записки бывшего подполковника КГБ: Путин и его близкий круг "Сталин не остался в прошлом – он растворился в будущем" Эдгар Морен, французский социолог Бумеранг: Почему Путин – Путин? Чтобы получить ответ на этот вопрос, следует внимательно рассмотреть этапы его восхождения к вершинам власти в стране. Безусловно, судьбоносным для Путина явился перевод его в 1996 году из Санкт-Петербурга на работу в Москву в связи с назначением на должность заместителя управляющего делами президента Российской Федерации. И не только потому, что этот резкий карьерный скачок дал возможность избежать уголовного преследования, которое грозило Путину в родном для него городе за противоправную деятельность на посту председателя комитета по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга. Одновременно для Путина открывалась перспектива приобщения к московской политической элите, чему в немалой степени могли способствовать возможности бывших сотрудников 5-го управления КГБ СССР. Сотрудники данного подразделения центрального аппарата советской госбезопасности располагали широкими оперативными контактами в среде научной и творческой интеллигенции, а также в различных религиозных конфессиях страны. Начинавший службу в органах КГБ СССР в должности младшего оперуполномоченного 1-го отделения 5-го отдела УКГБ СССР по Ленинградской области, Путин, оказавшись в Москве, понимал, насколько важно в своей карьере суметь использовать потенциал 5-го управления бывшего КГБ СССР. Сергей Чемезов По приезде в Москву Путин встретилcя с коллегой, с которым он ранее находился в зарубежной командировке в ГДР, ставшим ему другом. Сегодня имя этого человека хорошо известно в России и далеко за ее пределами – Сергей Чемезов. Чемезов Сергей Викторович. Родился 20 августа 1952 года в городе Черемхово Иркутской области. В 1975-м окончил Иркутский институт народного хозяйства (ИИНХ). С 15 октября 1975 года по 28 апреля 1976 года работал в Иркутском научно-исследовательском институте редких и цветных металлов. В 1976 году был зачислен на службу в органы государственной безопасности. Cлужбу проходил во 2-м отделе УКГБ СССР по Иркутской области. В 1983 году был направлен в зарубежную командировку в ГДР. В 1988 году по ее завершении вновь был зачислен во 2-й отдел УКГБ СССР по Иркутской области. В марте 1989 года переведен в центральный аппарат КГБ СССР и зачислен во 2-е отделение 11-го отдела 5-го управления на должность старшего оперативного уполномоченного. Следует подробнее остановиться на начальном этапе весьма успешной карьеры Чемезова. При зачислении на службу в органы госбезопасности СССР требовалась в обязательном порядке характеристика первичной комсомольской или партийной организации, утвержденная районным комитетом комсомола или партии. Характеристика утверждалась при состоянии на учете в соответствующей первичной организации не менее одного года. Каким образом удалось Чемезову после полугода работы в Иркутском НИИ редких и цветных металлов получить необходимую характеристику и быть зачисленным в органы госбезопасности, остается только догадываться. И это явилось только началом целого ряда приятных для него исключений, сопутствующих его блистательной карьере. В соответствии с официальной биографией Чемезова, уже через четыре года с момента начала его службы во 2-м отделе УКГБ СССР по Иркутской области он оказывается в экспериментально-промышленном объединении (ЭПО) "Луч". Оставаясь на службе в органах госбезопасности, Чемезов мог быть туда направлен только в качестве офицера действующего резерва КГБ СССР. На подобные должности назначались опытные офицеры госбезопасности, имевшие многолетнюю практику оперативной работы. Это был очередной, далеко не последний, пример удивительного везения Чемезова. Через три года пребывания в новой должности Чемезов был направлен по линии КГБ СССР под прикрытием представителя ЭПО "Луч" в зарубежную командировку в ГДР. По завершении заграничной работы в 1988 году Чемезов возвращается в Иркутск, но через несколько месяцев, весной 1989 года, переводится в Москву во 2-е отделение 11-го отдела управления КГБ СССР. О переводе Чемезова в данное подразделение настойчиво ходатайствовал заместитель начальника 5-го управления КГБ генерал-майор Кубышкин, бывший куратором этого отдела. Вскоре после завершения в 1980 году в Москве летних Олимпийских игр во 2-м отделении 5-го управления в соответствии с закрытым постановлением Совета Министров СССР и приказом председателя КГБ СССР были введены должности офицеров действующего резерва в Госкомспорте СССР, Госкомспорте РСФСР и физкультурно-спортивном обществе (ФСО) профсоюзов "Буревестник". В 1988 году должность офицера действующего резерва КГБ была введена во всесоюзном объединении "Союзспортобеспечение". В ведомствах прикрытия офицеры КГБ занимали должности заместителей руководителей управлений международных спортивных связей, за исключением Всесоюзного объединения (ВО) "Союзспортобеспечение", являвшегося структурным подразделением Госкомспорта СССР, чаще назваемого Спорткомитетом СССР. Так как ведомство Госкомспорт являлось всесоюзным, оно имело соответствующие структуры в союзных республиках. Соответственно, и подразделения Госкомспорта имели аналоги на местах, что относилось и к "Союзспортобеспечению", где офицер госбезопасности занимал должность заместителя генерального директора. На все указанные должности назначались офицеры КГБ, ветераны 5-го управления, в системе КГБ занимавшие должности заместителей начальника отдела, кроме одной: в "Союзспортобеспечение" был назначен офицер периферийного Иркутского управления КГБ Чемезов, в течение трех месяцев занимавший во 2-м отделении 11-го отдела 5-го управления КГБ СССР должность старшего оперуполномоченного. Настаивая на переводе в Москву и назначении Чемезова на указанную должность, генерал Кубышкин обосновывал свое решение якобы значительными познаниями Чемезова в области экономики. Откуда заместитель начальника 5-го управления мог узнать о сотруднике 2-го отдела УКГБ по Иркутской области Чемезове, так и осталось тайной. Назначение состоялось вопреки серьезным возражениям со стороны руководства 11-го отдела и кадрового аппарата 5-го управления. Кто-то весьма могущественный помогал Чемезову с начала его карьеры в органах КГБ. Путин в Москве – начало восхождения к вершинам власти В августе 1996 года Владимир Путин был переведен из Санкт-Петербурга в Москву на работу в качестве заместителя руководителя администрации президента Российской Федерации. Оказавшись один в незнакомой обстановке, он стал искать, на кого бы он мог опереться в своем становлении в новом для него качестве. Естественно, он не мог не вспомнить о друге и коллеге по совместной командировке в ГДР Чемезове, уже несколько лет работавшем в Москве. Спустя годы, вспоминая о зарубежном периоде их жизни, Чемезов сказал: "К чему скрывать. Мы в одно время с Владимиром Владимировичем работали в Дрездене. Жили в одном доме. Дружили семьями". Старая дружба, как известно, не стареет. Практически сразу же после вступления в новую должность Путин сумел настоять на переводе Чемезова из ФСБ на работу в администрацию президента РФ. При этом необходимо было решить вопрос о состоянии Чемезова на воинской службе в органах государственной безопасности России. С учетом того, что назначение Чемезова происходило в ускоренном порядке, очевидным является факт оставления его на воинской службе в качестве офицера действующего резерва госбезопасности России с откомандированием в распоряжение администрации президента РФ. Процесс увольнения из ФСБ России занял бы гораздо более длительный период времени. Помимо этого, оставление на воинской службе создавало Чемезову дополнительные гарантии. Сохранялось начисление выслуги лет и, помимо этого, в случае неудачи на новом поприще, оставалось гарантированное место работы. Факт пребывания Чемезова на военной службе тщательно скрывается по сей день. Его пресс-секретари крайне неохотно сообщают его воинское звание: генерал-полковник. И категорически отказываются называть вид вооруженных сил, к которым относится генерал Чемезов. Хотя в данном случае это секрет Полишинеля. С учетом рода его деятельности он может быть только генералом внешней разведки России, оставаясь при этом в действующем резерве. В администрации президента РФ Чемезов был назначен на должность руководителя отдела внешних экономических связей. Владимир Путин поручил ему инвентаризацию зарубежной собственности СССР. Порядок управления и распоряжения заграничной собственностью Российской Федерации в то время регламентировался следующими законодательными актами: постановлением Верховного Совета РФ от 17 сентября 1993 года №5721-1 "О собственности СССР, находящейся за рубежом", постановлением правительства Российской Федерации от 5 января 1995 года №14 "Об управлении федеральной собственностью, находящейся за рубежом", постановлением правительства Российской Федерации от 25 января 1996 года №59 "'О передаче управлению делами президента Российской Федерации полномочий по управлению и распоряжению объектами федеральной собственности", указом президента Российской Федерации от 2 сентября 1996 года №1135 "О мерах по улучшению использования недвижимого имущества, закрепленного за министерством внешних экономических связей Российской Федерации". Трудился Чемезов на новом поприще до сентября 1999 года. По оценке Путина, озвученной им во многих его интервью, Чемезов сумел навести порядок с зарубежной недвижимостью России. По данным Федерального агентства по управлению федеральным имуществом, учтенное зарубежное российское имущество насчитывает 2559 объектов общей площадью 2 млн м², расположенных на территории 120 стран с балансовой стоимостью $2 млрд 667 млн. По оценке Счетной палаты РФ, в 1998 году за границей насчитывалось 2559 бесхозных объектов: здания торгпредств, их инфраструктуры, офисы, представительства "Интуриста", "'Морфлота", "'Совэкспортфильма" и много другого. Кроме того, на территории ГДР после вывода советских войск осталась невостребованная собственность на сумму $63 млрд. Приведенные данные не могут не поражать размером ценностей, оказавшихся бесхозными, что создавало благоприятную почву для злоупотреблений. С учетом этого в 1998 году Государственная дума предпринимала меры по блокированию всех сделок с зарубежной собственностью до принятия соответствующего федерального закона. Однако на принятый Госдумой и утвержденный Советом Федерации закон "Об управлении собственностью Российской Федерации, находящейся за рубежом" президент Борис Ельцин наложил вето с замечаниями на восемь страниц. В итоговой формулировке говорилось следующее: "Отклоняя федеральный закон, вынужден констатировать крайне низкий уровень его подготовки и юридической проработки" (письмо президента Российской Федерации от 23 июня 1999 года №ПР-795 председателю Совета Федерации Федерального собрания Российской Федерациии Егору Строеву). Нетрудно представить тех, кто готовил указанный документ для президента России. Это были чиновники, заинтересованные в том, чтобы все оставалось по-старому, тем самым сохраняя для себя возможность обогащения за государственный счет. В период зарубежной командировки в ГДР у Чемезова среди его коллег было прозвище "Завхоз", так как всем был очевиден его "явный талант для должности зама по хозяйственным вопросам у любого генерального директора" ("Сослуживец. неизвестные страницы жизни Президента". В. Усольцев. Москва: Эксмо, 2004 год. – Попов). Имевшие по прошлой работе в мэрии Санкт-Петербурга и в "Союзспортобеспечении" опыт внешнеэкономической деятельности, Путин и Чемезов в полной мере использовали его на новом поприще, посредством так называемых дельт и откатов без особых трудов зарабатывая для себя миллионы долларов. Следует обратить внимание на одно важное обстоятельство: раздел имущества СССР между союзными республиками, входившими в его состав. 8 апреля 1983 года в Вене была принята международная конвенция "О правоприемственности государств в отношении государственной собственности, государственных архивов и государственных долгов"'. В числе стран, подписавших указанную конвенцию, был Советский Союз. При его распаде в соответствии с данным документом была определена доля каждого из государств-преемников. В основу расчета долей были положены доли республик в экспорте и импорте, в производимом национальном доходе, численность населения в 1986–1990 годах. В соответствии с произведенными расчетами, доля России составила 61,34%, Украины – 16,37%, Белоруссии – 4,13%, Узбекистана – 3,27%, Казахстана – 3,86%, Грузии – 1,62% и далее по убыванию до Эстонии – 0,62%. На основе полученного результата властями России был предложен так называемый нулевой вариант, по которому предусматривалось принятие Российской Федерацией бремени уплаты внешнего долга СССР в обмен на его активы. Бывшие союзные республики за исключением двух – Украины и Грузии – согласились с предложением России. В октябре 2000 года "Украинская правда" в материале под заголовком "Грузия и Украина пойдут против Москвы?" писала о желании обеих республик получить долю из активов распавшейся страны. Но в итоге они не получили ничего по справедливости им причитающегося. Вместо этого Россия аннексировала часть территорий Грузии и Украины. "Сибирский ''десант'' в Москву" В середине 1970-х годов прошлого столетия на должность младшего оперуполномоченного 7-го отдела 5-го управления КГБ СССР был зачислен сибиряк Иван Миронов. Закончил службу в органах государственной безопасности России Миронов в звании генерал-лейтенанта. Родился в 1952 году в Красноярском крае. В 1974 году окончил Иркутский государственный университет. В 1976 году по завершении обучения на двухгодичных Высших курсах КГБ СССР был направлен для прохождения службы в 5-е управление КГБ СССР. Многие годы был сотрудником 7-го отдела данного управления, направлением деятельности которого являлось выявление лиц, вынашивающих террористические намерения, вскрытие каналов незаконного оборота оружия и пресечение их преступной деятельности. Кроме того, одной из оперативных задач 7-го отдела было установление личностей анонимов, высказывающих угрозы в адрес руководителей КПСС и Советского государства. В 2006 году он занимал должность исполнительного директора федерального государственного унитарного предприятия (ФГПУ) "Рособоронэкспорт". В 2007 году он являлся вице-президентом (директором по безопасности) ООО "Группа АвтоВаз". В этом же году был назначен на должность заместителя председателя правительства – руководителя по вопросам общественной безопасности Самарской области. С 1 февраля 2013 года Миронов – заместитель генерального директора ОАО "Концерн "Радиоэлектронные технологии" и одновременно атаман Волжского казачьего войска и председатель правления региональной общественной организации (РОО) "Иркутское землячество "Байкал". Во второй половине 1970-х годов в состав офицеров 5-го управления был зачислен Александр Карбаинов. Родился в 1945 году в городе Александр-Сахалинский Сахалинской области. После окончания с золотой медалью средней школы в родном городе поступил в Московский авиационный институт, по окончании которого был направлен на работу в Красноярск. После непродолжительного периода времени работы по специальности был выдвинут на работу в обком комсомола. Став одним из его руководителей, был направлен в Москву на курсы руководящего состава при Высшей школе КГБ СССР. По завершении обучения на курсах был назначен на должность начальника 3-го отделения 1-го отдела 5-го управления КГБ СССР. В 1992 году уволился из органов госбезопасности России с должности начальника центра общественных связей ФСК России в звании генерал-майора. В последующем занимался различными бизнес-проектами. В 2011 году добровольно ушел из жизни. В 1988 году на должность заместителя начальника 5-го управления был назначен Валерий Воротников. Родился 26 ноября 1945 года в селе Воротниково Шатровского района Курганcкой области. В 1967 году окончил Уральский политехнический институт. После чего два года работал в этом же институте. С 1969 по 1975 годы находился на освобожденной комсомольской работе в Свердловском обкоме ВЛКСМ. С 1975 по 1977 годы проходил обучение на Высших курсах при Высшей школе КГБ СССР. По завершении образования в системе госбезопасности занимал различные руководящие должности в периферийных органах КГБ. В 1988 году с должности начальника УКГБ по Красноярскому краю был переведен в Москву в связи с назначением на должность заместителя начальника 5-го управления КГБ СССР. Назначение Воротникова на указанную должность вряд ли было случайным. К его карьере и судьбе приложил руку еще один довольно незаурядный человек – Олег Шенин. Родился 22 июля 1937 года на пристани Владимирская Сталинградской области. Значительная часть трудовой деятельности Шенина была связана с Красноярским краем. До 1977 года Шенин работал на различных руководящих должностях в строительных организациях Красноярского края. В последующем его карьера была связана с работой в партийных органах. В 1977 году он был назначен на должность 2-го секретаря Хакасского обкома КПСС Красноярского края. В 1980 году был направлен в Афганистан в качестве советника в ряде провинций (эта командировка Шенина была для него судьбоносной так же, как и для бывшей страны СССР. Но об этом мы расскажем несколько позднее). В 1987 году Шенин возглавил Красноярский краевой комитет КПСС. В 1989 году был избран в состав Российского бюро КПСС В июле 1990 года на 28-м съезде КПСС Шенин был избран секретарем ЦК и членом Политбюро ЦК КПСС. Все они были выходцы из Сибири и работали и жили в Москве на закате СССР и в постсоветский период. Каждый из них оставил заметный след в недавней истории своей страны. Дело в том, что в период командировки в Афганистан сибиряки Олег Шенин и Валерий Воротников познакомились и стали тесно общаться с главой представительства КГБ СССР в Афганистане генерал-лейтенантом Борисом Семеновичем Ивановым, направленным в Кабул в 1979 году, незадолго до убийства спецназом КГБ главы Афганистана Амина и ввода в эту страну советских войск. Борис Иванов и Евгений Питовранов Генерал советской разведки Иванов с 1965-го по 1966 год был начальником 13-го отдела внешней разведки. Несмотря на изменение названия в последующие годы сначала на отдел "В", затем на 8-й отдел, функции его практически не менялись. 8-м отделом управления "С" (нелегальная разведка) 1-го главного управления КГБ СССР был отдел спецопераций и тайного финансирования зарубежных просоветских повстанческих формирований и движений. Родился 24 июля 1916 года. В органах госбезопасности служил с 1937 года. С 1946 года работал в американском отделе 2-го Главного управления МГБ, позднее возглавлял американский отдел 1-го управления ГРУ МГБ и ВГУ МВД. С 1955 по 1959 годы руководил легальной резидентурой КГБ в Нью-Йорке. С января 1962-го по июнь 1964 года был легальным резидентом КГБ в США, посещал Чили, Перу, Аргентину и Кубу. Занимал пост советника Постоянного представительства СССР в ООН. Курировал управление К (контрразведка) и отделы по Западному полушарию. В 1980-х годах входил в "Малую пятерку" Политбюро, которая определяла внешнеполитический курс страны. Официально представлял СССР в международных переговорах по вопросам безопасности. В Афганистан генерал Иванов был направлен с должности первого заместителя начальника Первого главного управления КГБ СССР – советской внешней разведки. Лишь крайне ограниченный круг его подчиненных в центральном аппарате разведки знал о том, что Иванов являлся членом глубоко законспирированной группы разведчиков, действовавших под непосредственным руководством председателя КГБ СССР Андропова. Об особом положении этой группы свидетельствует тот факт, что о ее деятельности не информировались начальники ПГУ КГБ СССР – генерал-лейтенант Александр Сахаровский, сменивший его генерал-лейтенант Федор Мортин и даже генерал-лейтенант Владимир Крючков, бывший многолетним особо доверенным человеком Андропова. Неофициальным руководителем указанной группы с согласия Андропова стал бывший заместитель министра госбезопасности Евгений Петрович Питовранов, после увольнения из КГБ в 1966 году занимавший руководящие должности в Торгово-промышленной палате СССР. Как рассказывал спустя много лет Питовранов, сразу же после назначения Андропова в 1967 году на пост главы КГБ он вызвал к себе отставного генерала для получения необходимой первичной информации о государственной структуре (КГБ), которой ему предстояло теперь руководить. Все последующие многолетние встречи с Питоврановым Андропов проводил на конспиративных квартирах КГБ. Родился 20 марта 1915 года. Окончил Саратовское фабрично-заводское училище, Московский электромеханический институт инженеров железнодорожного транспорта, а затем Высшую партийную школу при ЦК КПСС. В структурах госбезопасности служил с 1938 года. С 1946 года возглавлял 2-е главное управление МГБ СССР (контрразведка), а в декабре 1950 года стал заместителем министра государственной безопасности СССР. С 1953 года работал в Берлине в качестве уполномоченного КГБ при МГБ ГДР, где под его руководством проводились мероприятия по срыву антисоветских планов НАТО. В начале 1960 годов работал в Китайской Народной Республике, где помогал становлению органов разведки. По возвращении в СССР получил назначение на должность начальника Высшей школы КГБ СССР имени Феликса Дзержинского. В 1966 году вышел в действующий резерв КГБ. Был советником Евгения Примакова и Юрия Андропова. Уже с первых встреч опытному чекисту Питовранову удалось убедить новичка Андропова в необходимости создания в структуре Торгово-промышленной палаты СССР неофициального разведывательного подразделения, финансирование которого осуществлялось бы 8-м отделом (отдел спецопераций) управления "С" (нелегальная разведка) 1-го главного управления КГБ СССР. Получив согласие Андропова на создание неофициального разведывательного подразделения, Питовранов сумел настоять на праве прямых своих докладов непосредственно председателю КГБ, минуя руководство внешней разведки. Именно Питовранов, в бытность свою начальником 2-го главного управления и одновременно заместителем министра госбезопасности СССР, своим приказом перевел сотрудника управления МГБ СССР по Вологодской области Иванова в центральный аппарат – в Москву, где Иванов стал надежной опорой Питовранова вплоть до его кончины в 1999 году (через два года, впрочем, пришел черед самого Иванова).»
Николай Былков: Путин и заговор негодяев. Размышления бывшего офицера КГБ Попов служил в КГБ СССР с 1972-го по 1991 год, работал в Пятом управлении, в отделах, которые курировали выезжающих за границу, творческие союзы и международное спортивное сотрудничество. В 1995 году он эмигрировал в Канаду. В 2009 году вышла книга "КГБ играет в шахматы", написанная Владимиром Поповым, историком Юрием Фельштинским и знаменитыми шахматистами, эмигрировавшими из СССР, – Борисом Гулько и Виктором Корчным. В новой книге "Заговор негодяев" Владимир Попов рассказывает о том, как советские писатели и спортсмены сотрудничали с КГБ, о слежке за Владимиром Высоцким, неудачной операции по вербовке Марии Розановой, сложных отношениях Евгения Евтушенко и КГБ. Одна из главных тем книги – история прихода к власти Владимира Путина и других выходцев из советских спецслужб. – В книге "КГБ играет в шахматы" Вы рассказываете о том, как КГБ перехватил телефонный звонок сотрудника Радио Свобода Юрия Дулерайна из Нью-Йорка своему коллеге Юрию Змию, работавшему в Мюнхене. В этом разговоре Дулерайн упомянул о встрече на Олимпийских играх в Лейк-Плэсиде с двумя советскими журналистами, которые критично отзывались о советской действительности, и вам поручили их найти… – Да, все эти разговоры перехватывались, и мне приходилось этим заниматься. Ведь то, что советский журналист посетил комнату в пресс-центре Олимпийских игр, в которой находился корреспондент радиостанции "Свобода", было свидетельством политической неблагонадежности. А эти два советских журналиста там находились и у нас был не только радиоперехват, но и агентурное подтверждение. Один из журналистов, который был моим агентом, приехал и написал об этом отчет, а потом пришел радиоперехват. – А как прослушивали международные телефонные разговоры? – Плавали так называемые гидрографические суда, а на самом деле занимались перехватом. Эта система называлась "Арктика", и все перехваченные разговоры собирались в бюллетень и публиковались. Всё перехватывается! Когда я говорю об этом, я думаю и о своей собственной безопасности. Ведь то, что я рассказываю о деятельности КГБ, неприятно и для нынешних спецслужб. Литвиненко об этом забыл, крайне неосмотрительно себя вел, что и стало причиной его гибели. – В интервью норвежским журналистам три года назад вы говорили, что хотите "занять место Литвиненко и рассказать, как КГБ действовал в Советском Союзе, и как ФСБ, преемница КГБ, действует сегодня". У вас сохранилось это желание? – Да, после гибели Литвиненко я сам обратился к его соавтору, Юрию Фельштинскому, глубоко мною уважаемому человеку, и предложил ему материалы, которые у меня были. И часть этих материалов вошла в книгу "Корпорация: Россия и КГБ во времена президента Путина". Но в то время мои мама и сестра были живы, жили в Москве, и я не хотел, чтобы упоминалось мое имя. Потом мы вместе с Фельштинским и гроссмейстером Виктором Корчным подготовили книгу "КГБ играет в шахматы" и там стоит мое имя. Во время проведения шахматных турниров я обрабатывал все шифровки, которые шли из резидентуры, и знал всю закулисную борьбу. И название книги я придумал, потому что вместо того, чтобы заниматься серьезными делами, мы действительно играли в «шахматы». Например, было установлено наружное наблюдение за шахматистом Борисом Гулько, которого не выпускали в Израиль. Наружка бывает двух типов. В той, которая ходила за сотрудниками иностранных посольств, работали кадровые разведчики, и там люди были достаточно квалифицированные. Наружка, которую обеспечивало наше Пятое управление, в основном занималась слежкой за обычными людьми и работала зачастую непрофессионально. Человек, за которым они начинали следить, быстро это замечал и начинал, как говорили в наружке, "ходить головой назад". И вот так следили за бедным Гулько и собственной глупостью сделали из него диссидента. Я прямо в своем подразделении говорил, что Гулько нужно при жизни поставить памятник из золота. Ведь день работы бригады наружки – это 5000 рублей по тем временам, стоимость "жигулей". Только один день! А за ним она ходила постоянно. А чтобы обеспечить слуховой контроль за ним, ему выделили квартиру, о чем он, конечно, не подозревал. Но, так как дом был совершенно новый, он не был телефонизирован, нужно было еще кабели проводить. Поэтому в соседнем доме оборудовали конспиративную квартиру, перекинули с крыши здания, в котором жил Гулько, на другое здание так называемую воздушку, и там круглосуточно работали женщины, сотрудницы 12-го отдела, который осуществлял слуховой контроль, и они фиксировали всё, что в его квартире происходило. В общем, колоссальные средства тратились ни на что. Поэтому я и назвал книгу "КГБ играет в шахматы". – Ваша новая книга называется "Заговор негодяев". Кто эти негодяи? – Это уже третий вариант рукописи, но заголовок с самого начала был такой. В 1967 году Юрий Андропов был назначен председателем Комитета государственной безопасности и сразу же привлек к негласному сотрудничеству генерал-майора Евгения Петровича Питовранова, человека по-своему выдающегося, и стал с ним советоваться. Генерал Евгений Петрович Питовранов (1915–1999) Начал работу в НКВД в 1938 году. В 1943 году получил звание комиссара госбезопасности. Возглавлял министерство государственной безопасности Узбекской ССР. В 1946 назначен начальником Второго главного управления МГБ СССР (управление контрразведки). С декабря 1950 года – заместитель министра государственной безопасности СССР. 29 октября 1951 года был арестован по обвинению в участии в так называемом "сионистском заговоре". Был подвергнут допросам и истязаниям в МГБ, но признательных показаний не дал. В тюрьме Питовранов создал план реорганизации разведывательно-контрразведывательной работы, адресованный лично Сталину. Он предложил широко использовать в борьбе с "еврейскими националистами" метод провокаций и создать по всей стране мнимые антисоветские сионистские организации. Ещё до смерти Сталина обвинения с Питовранова были сняты и он возглавил Управление по разведке за границей ГРУ МГБ СССР. В 1962–1966 годах был начальником Высшей школы КГБ СССР. В феврале 1966 года вышел в действующий резерв КГБ и был избран заместителем председателя Президиума Торгово-промышленной палаты СССР и возглавлял ее до 1988 года. Андропов встречался с Питоврановым исключительно на конспиративных квартирах и прислушивался к его советам. У Питовранова было два ближайших ученика – Филипп Бобков и Борис Иванов. Питовранов вырастил Иванова до первого заместителя начальника Первого главного управления. Думаю, что именно благодаря Питовранову Бобков стал начальником Пятого управления КГБ. По наущению Питовранова была создана "Фирма", как он сам ее называл. В системе Первого Главного управления (внешней разведки) существовало управление С, нелегальная разведка, в нем был отдел В, после измены его сотрудника Лялина переименованный в 8-й отдел. В 8-м отделе была создана структура, которая занималась деятельностью, неподконтрольной руководству Первого Главного управления и комитета в целом. Вся документация шла непосредственно Андропову; никто, кроме Андропова, этого не видел. В основном Питовранов собирал компрометирующие материалы на Брежнева, членов его семьи и ближайшее окружение для того, чтобы показать Андропову, что в стране хозяина нет. Во времена Хрущева, опасаясь повторения репрессий в отношении партийно-советского аппарата, ЦК принял постановление, по которому органам государственной безопасности запрещалось концентрировать материалы о представителях партийно-советской номенклатуры. Но чекисты устали от партийного влияния. Так называемая "Фирма" Питовранова концентрировала материалы не просто на партийно-советскую номенклатуру, а на генерального секретаря и его ближайшее окружение, включая сына. Юрий Брежнев, занимавший должность первого заместителя министра внешней торговли, получал дорогостоящие подарки от представителей различных фирм, подписывая договоры, которые в какой-то степени наносили экономический ущерб стране, и при этом обогащался. Но рядом с Андроповым было два соглядатая от Брежнева – Цинёв и Цвигун. Однажды документы от группы Питовранова, адресованные Андропову, случайно попали в руки Цинёву. Он приказал немедленно их уничтожить. Но эти материалы, несмотря на указание Цинёва, уничтожены не были. – То есть уже в ту пору родилась и тайно продвигалась идея постепенно оттеснить от власти партийных чиновников и заменить их на людей из КГБ? И этот "заговор негодяев" в конце концов увенчался успехом с приходом Путина к власти? – Совершенно верно. Питовранов, Иванов, Бобков именно так и действовали. По указанию Бобкова в ЦК были внедрены сотрудники, которые занимались выводом валютных средств партии за границу, рассеивали эти деньги таким образом, чтобы они не были аффилированы с Коммунистической партией, но продолжали действовать в ее ("Фирмы") интересах. Средства аккумулировались этой группой. Борис Семенович Иванов, бывший разведчик, оперировал миллиардами долларов. Куда шли эти средства? Об этом я рассказываю в своей книге. В частности, в Российско-американский университет, который возглавлял Алексей Подберезкин. Там же трудился Дмитрий Рогозин, нынешний глава Роскосмоса. Они были выходцами из Комитета международных молодежных организаций, оба – агенты КГБ. Поначалу совсем не Путин ими рассматривался в качестве президента, он выскочил, как черт из табакерки. Для московских чекистов Путин был чужаком, который их оттеснил. Но я пишу в своей книге, что путинизм не исчезнет, он останется. У меня есть эпиграф из Эдгара Морена: "Сталин не умер, он растворился в будущем". По сути дела, вся путинская политика – это продолжение сталинской политики: укрепление армии и флота, попытка доминирования в мире. Более того, Путин ставит себя наравне со Сталиным. Совсем недавно, когда ему задали вопрос о возможности возврата Японии части Курильских островов, он заявил: "Папаша всё забрал, и дело с концом". Это о Сталине. То есть он ровня с ним! – И вы считаете генерала Питовранова предтечей, своего рода идеологом захвата чекистами власти? – Вы совершенно верно определили. Идеолог и предтеча, именно так. – Если сравнивать тот КГБ, в котором вы работали, и ФСБ, что общего и что теперь по-другому? – Во времена Советского Союза для сотрудников этой организации главным была карьера. Для разведчиков – возможность выезда за границу. Этим и жили. А теперь они получили в полное управление страну, беззастенчиво ее грабят, крышуют бизнесы. Это кардинальное различие. Прежний Комитет был подконтрольным ЦК КПСС. В какой мере – это другой вопрос, но тем не менее. А над этими контроля нет никакого. – Еще одно отличие от брежневских времен – это масштаб спецопераций за границей, в том числе убийств. Судя по всему, покушения были не только на Скрипалей и Литвиненко, много еще случаев, о которых мы не подозреваем. – В последние годы довольно широко заявило о себе Главное разведывательное управление, чего раньше не было. Предполагаю, что прежде всего это стремление Шойгу позиционировать себя возможным преемником. Он весьма популярен в российском обществе. ГРУ заявляет о себе во многих странах именно такими акциями – жестокими, абсолютно неправомерными. А структура находится под руководством Шойгу. – А вот в том, что касается участия спецслужб в спортивных мероприятиях, ничего не изменилось. Вы рассказываете в своей книге об офицере КГБ Борисе Пакине, который был аккредитован в качестве допингового инспектора на Олимпийских играх в Москве и заменял положительные тесты чистыми образцами мочи, собранными у спортсменов до начала Игр. Сейчас ФСБ делает то же самое, только теперь всё это стало известным благодаря Родченкову и другим информаторам. – Да, совершенно верно, был внедрен сотрудник в антидопинговую комиссию при этих соревнованиях, все по той же схеме осуществлялось. – Интересно, что многие герои вашей книги оказались связаны с группой Владимира Гусинского "Мост". Вы пишете, что Гусинский был агентом КГБ под псевдонимом Денис, и потом он взял на работу сотрудников КГБ. Филипп Бобков был у него руководителем Аналитического управления. Но потом телеканал НТВ вошел в конфликт с Путиным, и Путин бизнес Гусинского прикончил. – Именно потому, что, как я уже говорил, Путин был чужаком. Широко распространено мнение, что Бобков пошел к Гусинскому на какую-то должность. Нет, эту структуру Бобков под себя и создал – это был мини-КГБ. По такой же аналогии Коржаков потом создал Управление охраны президента, тоже как мини-КГБ. – Группа "Мост" была мини-КГБ? – Да. Именно поэтому Бобков привлек многих сотрудников Пятого управления. Они занимались серьезной аналитикой, собирали компрометирующий материал на политических деятелей того периода. По инициативе Бобкова Гусинский и вступил в конфронтацию с Путиным, в итоге потерял свой бизнес и вынужден был бежать из страны. – То есть две группировки из КГБ конфликтовали за сферы влияния? – Совершенно верно. Опять повторю, что Путин возник, как неожиданная фигура, вовсе не он планировался на эту должность, он волею случая там оказался. Они делали ставку на Лужкова. – Еще одна тема вашей книги – интеллигенция и ее отношения со спецслужбами. Вы рассказываете о том, как заметные фигуры, такие как Евтушенко, вынужденно или добровольно шли на сотрудничество… – Или вынужденно под каким-то нажимом, или исходя из того, что без проявления лояльности к органам государственной безопасности нет возможности занять положение в обществе. Если нелоялен, тебя не будут печатать, не будет возможности карьерного роста. – Вы упоминаете в числе сотрудников КГБ Юлиана Семенова. Люди из его окружения считают, что он не умер от болезни, а был отравлен, поскольку слишком много знал. – Я не исключаю этого. Он был действительно близок к Андропову и Андропов ему симпатизировал. – В какой момент вы невзлюбили комитет? – Вызревание внутреннего протеста шло годами, не в одночасье. Дело в том, что я не стремился в эту организацию. Было такое в Комитете выражение: с улицы и от сохи. С улицы – это те, кто пришел не из Высшей школы КГБ, а из гражданских вузов, а от сохи – у кого не было влиятельных родственников. Вот я был от сохи и с улицы. Я учился на вечернем факультете Всесоюзного заочного юридического института, сейчас это Юридическая академия. Рядом, на Красной Пресне располагался Институт государства и права и у меня была мечта получить высшее образование и работать в этом институте. Хотя теперь я не понимаю, какое государство и право могли быть в Советском Союзе. По завершении третьего курса я получил письмо: "Для решения вопроса о получении места работы по выбранной вами профессии просим позвонить по такому-то телефону". Позвонил, меня пригласили в приемную на Кузнецкий мост. Человек по фамилии Александров, по кличке Рашпиль, говорит: "Мы знаем: вы отслужили в группе советских войск в Германии, три года являетесь старостой группы, хорошо учитесь. Мы вам предлагаем работу в нашей организации". Я сказал: "Я три года отслужил в советской армии солдатиком, мне этого хватило. Я вовсе не планирую 25 лет посвятить военной службе". Недаром его прозвали Рашпиль, он мне на это так мягенько-мягенько говорит: "Вы должны четко понимать, что, давая отказ нашей организации, вы проявляете политическую нелояльность. У нас в связи с этим возникает резонный вопрос, есть ли смысл дать вам возможность получить образование, а тем более работать в области правоохранительных органов?" Я намек понял. Думаю: ладно, пойду, посмотрю. Вот это была моя ошибка. Первоначально я работал в секретариате 10-го отдела КГБ, в его структуру входил и следственный изолятор в Лефортово. Я и еще несколько сотрудников разносили секретную почту по всем подразделениям Центрального аппарата Комитета, сдавали почту на фельдсвязь на Малой Лубянке. Потом зачислили меня во Второе отделение 10-го отдела, которое занималось спецпроверкой выездов советских граждан за границу. Там было два подразделения: одно занималось частными выездами, а второе – теми, кто командировался государственными и общественными организациями за границу. Я, получив звание младшего лейтенанта, отработал еще год. Потом мне предложили перейти в Пятое управление. А я, разнося документы по разным подразделениям, приходил в Пятое управление, видел там полочки: ТАСС, АПН, другие материалы, и понимал, какой массив интереснейшей информации поступает. Это была моя мечта! Так я оказался в Пятом управлении. Там же работал Евгений Федорович Иванов, возглавивший потом в "Мост-банке" аналитическую группу. Наше подразделение, Первый отдел, занималось творческой интеллигенцией. Телевидение, научные институты, все литераторы, Союз писателей СССР, Институт мировой литературы, "Литературная газета", Литературный институт и так далее. Для меня открылась совсем другая сторона советской действительности. Все это у меня вызывало неприятие. После двух лет работы я написал рапорт: "Прошу уволить меня, так как не вижу себя в этой структуре". Увольнение любого сотрудника – это скандальная история. Меня просто отговорили. А год спустя задвинули в условно называемый спортивный отдел. Он был создан в 1977 году с учетом подготовки московской Олимпиады. В нем я и служил. И за 19 лет в стенах этой организации я не встретил ни одного чекиста с "холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками". И отсюда негативизм. – Вот уже 20 лет страна находится под властью чекистов с президентом-чекистом. Вы говорили недавно, что ожидаете распада страны и уверены, что никакого толка от этой власти не будет? – Не будет. У меня, как и у многих, в период перестройки были надежды, но в 1993 году я понял, что ничего не изменится. Я тогда своим друзьям и близким говорил, что у власти будет Комитет, и на меня смотрели как на сумасшедшего. В 1993 году я сказал, что я в этой стране жить не хочу. У власти будут мои коллеги, и я не хочу, чтобы моя семья жила при таком режиме. И я уехал. – А как у вас возникла уверенность, что КГБ придет к власти? – Отчасти интуитивно, но ведь интуиция – сестра опыта. У меня был свой бизнес, на площади Маяковского был офис, ко мне заходили бывшие коллеги и со скрежетом говорили о том, что происходит. Ненавидели Ельцина, все его преобразования. А я был на стороне Ельцина, поскольку, если бы не Ельцин в 1991 году, страна снова бы стала тем же кондовым Советским Союзом. Я видел этот негативизм, видел, как инфильтрируются мои бывшие коллеги в различные структуры, и было совершенно очевидно, что власть окажется у них. Сомнений у меня не было никаких.»
Николай Былков: Записки бывшего подполковника КГБ: Как провалилась парижская операция по вербовке жены диссидента Синявского Парижская операция по вербовке Марии Розановой и Андрея Синявского Каждое оперативное подразделение госбезопасности, курировавшее объекты народного хозяйства, получало от их руководства планы командировок за границу сотрудников соответствующих ведомств, а также планы выездов за рубеж различных творческих коллективов. Просматривая план выездов за границу советских писателей, Владимир Струнин обратил внимание на предстоящую поездку писательской группы во Францию. Во Франции, в свою очередь, был ПЭН-клуб – Международная ассоциация писателей – объект, разрабатываемый подразделением, которым руководил Струнин. Во Франции с 1974 года жил писатель Владимир Максимов, издававший журнал "Континент". Там же с 1973 года жил с женой Андрей Синявский, делом которого в 1965–1966 годах занимались молодые оперативники (будущие генералы) Струнин и Евгений Иванов, причем последний принимал участие в обыске на квартире Синявского, а после ареста Синявского несколько раз встречался с его супругой – Марией Розановой, о чем в Москве в писательской среде было хорошо известно. Разработка Синявского и Юлия Даниэля осуществлялась сотрудниками Филиппа Бобкова, ставшего к тому времени заместителем начальника 2-го Главного управления и генерал-майором. Непосредственно разработку писателей вел полковник Михаил Бардин; Иванов и Струнин были его помощниками. Бардин закончил службу начальником секретариата 5-го управления КГБ СССР в звании полковника, Иванов – начальником 5-го управления и генерал-лейтенантом (он был уволен после краха ГКЧП и даже находился под следствием), Струнин стал начальником пресс-бюро КГБ СССР, генерал-майором. План Струнина был дьявольски прост: представить вынужденные встречи Розановой и Иванова, как факт ее сотрудничества с КГБ, шантажировать ее распространением слухов о сотрудничестве и тем, что о "сотрудничестве" станет известно французским властям, общественности и советским эмигрантам в Европе. Более того, факт досрочного выпуска Синявского из колонии, а затем и за границу Струнин планировал представить, как операцию КГБ, по засылке во Францию завербованных советской госбезопасностью агентов – Розановой и Синявского. С этим планом Струнин и постучался в кабинет к Иванову, благо располагались их подразделения на девятом этаже дома №1 на Лубянке, рядом с кабинетом начальника 5-го управления КГБ Бобкова. План Иванову понравился. Через несколько дней на записке в КГБ относительно целесообразности командирования во Францию подполковника Иванова, подписанной руководством управления КГБ, появилась резолюция: "Согласен. Чебриков". В назначенный день, если не ошибаюсь, это было в 1976 году, делегация советских писателей вылетела во Францию. В ее состав был включен никому не известный, представленный, как сотрудник иностранной комиссии Союза писателей СССР, Иванов Евгений Федорович. Как и планировалось, по прибытии в Париж Иванов позвонил Синявскому. Трубку сняла его жена, которой Иванов представился и поинтересовался, помнит ли она его. Получив положительный ответ, он коротко рассказал собеседнице, что прибыл во Францию по делам и, пользуясь случаем, хотел бы с ней повидаться, подчеркнув при этом, что предстоящая встреча важна для нее и ее мужа Синявского. Условились о встрече на следующий день в одном из кафе в многолюдной части Парижа. Оставшееся до встречи время ее участники (со стороны КГБ) посвятили тщательной подготовке к операции. В резидентуре КГБ в советском посольстве в Париже прорабатывались различные варианты. Не исключалась возможность, что на встречу придет и сам Синявский, быть может, даже не один, а с кем-то из друзей или знакомых. Может быть спровоцирован скандал с последующим освещением в эмигрантской и французской прессе. По согласованию с резидентом советской разведки адрес, по которому проживали супруги Синявские, был взят под наблюдение. Целью наблюдения был контроль за поведением жены Синявского и ее контактами перед встречей с Ивановым и после нее. За час до назначенного срока один из столиков, расположенный у окна и, таким образом, обеспечивающий визуальный контроль за входом и выходом из кафе и дающий возможность наблюдения за ситуацией на улице перед кафе, предполагалось занять сотрудником консульского отдела советского посольства и его женой. Офицер резидентуры КГБ, работающий под прикрытием консульского работника, должен был, помимо контроля за ситуацией в помещении кафе, обеспечивать физическую безопасность Иванова в случае попыток со стороны французских властей его ареста во время беседы с Розановой, бывшей советской гражданкой, находящейся теперь под покровительством Франции. В обязанности офицера резидентуры входила также немедленная доставка Иванова в здание советского посольства, как при попытке его ареста, так и при нежелательном развитии ситуации. Для связи с остальными членами оперативной группы советского посольства, прикрывающей встречу Иванова и Синявских, офицер был снаряжен портативной рацией. В состав группы был также включен оперативный водитель резидентуры. Каждая зарубежная резидентура КГБ имела в своем составе так называемого оперативного водителя. В основном это были сотрудники 7-го управления КГБ и соответствующих периферийных подразделений, осуществлявшие наружное наблюдение за объектами оперативной заинтересованности органов госбезопасности, прежде всего за сотрудниками зарубежных представительств, аккредитованных в Советском Союзе. Имевшие большой практический опыт наружного наблюдения за иностранными дипломатами и работающими под их прикрытием сотрудниками зарубежных разведок, они активно использовали свой богатый опыт во время работы в составе резидентур советской разведки за границей. Оперативные водители выезжали с сотрудниками резидентур для проведения встреч с агентами из числа граждан страны пребывания, с агентами – гражданами иных стран, временно находящимися на территории данной страны, для осуществления встреч с сотрудниками нелегальной разведки, проведения тайниковых закладок как для зарубежной агентуры из числа иностранцев, так и для действующих резидентур нелегальной разведки. Опытные оперативные водители помогали офицерам разведки обнаруживать наружное наблюдение контрразведывательных подразделений, умели вводить противника в заблуждение и уходить из-под его контроля. При необходимости могли вести контрнаблюдение. Контрразведывательные подразделения всегда стремятся выявить оперативного водителя в составе резидентуры иностранной разведки, так как выявление его дает возможность концентрации контрразведывательного наблюдения за конкретным автомобилем дипломатического или иного зарубежного представительства. При планировании операции по обеспечению безопасности встречи Иванова с Розановой оперативный водитель вместе с офицером резидентуры, действующим под прикрытием вице-консула советского посольства, должен был доставить Иванова на указанную встречу вне контроля французской службы безопасности. При обнаружении наблюдения встреча, безусловно, отменялась, а Иванов, не возвращаясь в отель, где остановились советские писатели, должен был быть немедленно вывезен в посольство СССР в Париже и там ожидать ближайшего рейса "Аэрофлота" в Москву. Иванову был также заготовлен дипломатический паспорт на другую фамилию. Сотрудники советской разведки не выявили контактов Синявского и его супруги с представителями французской службы безопасности. Не были выявлены и свидетельства подготовки компрометации Иванова представителями "антисоветской эмиграции". В назначенный день и час встреча состоялась. Иванов предложил Розановой выбрать один из двух вариантов: либо сотрудничать с советской разведкой, которую интересует деятельность антисоветских зарубежных центров и отдельных их представителей из среды бывших советских писателей и диссидентов, либо быть скомпрометированной перед французскими властями и эмигрантской общественностью через публикации в советской прессе, где жена Синявского будет представлена, как агент КГБ, длительное время сотрудничавший с советскими органами госбезопасности. Розанова сказала Иванову, что затрудняется дать ответ сразу, тем более что согласием на сотрудничество с КГБ предаст собственного мужа. Иванов парировал тем, что супругу своему Розанова только поможет, поскольку в ответ на плодотворное сотрудничество с органами в КГБ положительно решат вопрос о публикации произведений Синявского в СССР, а в будущем разрешат супругам вернуться на родину. Собеседникам стало понятно, что за одну встречу решить обсуждаемые проблемы им не удастся, и в назначенный день и час состоялась новая встреча. Резидент советской разведки во Франции и Иванов, успокоенные результатом предыдущей встречи, при подготовке второй встречи пренебрегли стандартными мерами безопасности. Осмелевший Иванов к месту встречи добирался самостоятельно на такси, дав водителю бумажку, на которой рукой переводчицы делегации советских писателей был указан адрес кафе. Отсутствовал при этой встрече и контроль в самом кафе со стороны советской резидентуры. Войдя в кафе и увидев Розанову, Иванов даже улыбнулся: то, что она приехала первой, показалось ему хорошим знаком. Он удобно расположился в кресле, собираясь приступить к разговору, и не заметил появления за своей спиной двух мужчин, которые еще несколько секунд назад были заняты чтением газет и поеданием завтрака с обязательной во Франции чашечкой кофе. Рука одного из них тяжело опустилась на плечо Иванова. Резко обернувшись, Иванов с неприязнью вопросительно посмотрел на незнакомца. Тот что-то сказал по-французски, но не знающий французского Иванов смог понять разве что свою фамилию. Сердце его гулко застучало. Он невольно покосился на Розанову. Та улыбалась. – Что он сказал? – растерянно спросил Иванов Розанову. – Я ничего не понял. – Он сказал, что вы арестованы, господин Иванов, – ответила по-прежнему мило улыбающаяся собеседница Иванова. На следующий день все центральные парижские газеты вышли с соответствующими заголовками. В названии каждой статьи присутствовала широко известная во всем мире аббревиатура КГБ. Не отставало от газет и французское, а вслед за ним и мировое телевидение. Западные СМИ сообщали об аресте в Париже человека, который наверняка въехал во Францию под вымышленной фамилией, так как Иванов – одна из самых распространенных фамилий в России. Он является полковником грозного КГБ и прибыл в Париж с целью запугать бывших советских писателей, живущих и работающих во Франции и рассказывающих правду о жизни в СССР и о преследовании там за инакомыслие. Несколько недель эта скандальная новость была предметом обсуждений журналистов, политических обозревателей и политиков во всех демократических странах. В то же время средства массовой информации Советского Союза и стран социалистического лагеря хранили по поводу скандала, организованного КГБ, горделивое молчание, как бы игнорируя провокации "западных спецслужб". Два дня провел Иванов в парижской тюрьме, где его допрашивали представители французской службы безопасности. Их прежде всего интересовала информация о возможностях осуществления Ивановым разведывательной деятельности и попытках вовлечения КГБ в разведывательные операции против бывших советских граждан, проживающих во Франции. Затем Иванова выслали и он был объявлен Францией персоной нон грата, а советский посол в Париже был вызван в МИД Франции, где ему была вручена нота с недоумением по поводу произошедшего и надеждой на то, что советское правительство исключит проведение подобных операций во Французской Республике в будущем. Казалось бы, операция Иванова-Струнина закончилась позорным провалом. Но так могло показаться только не посвященным в тонкости службы в КГБ. По возвращении Иванова руководством 5-го управления КГБ были организованы его выступления перед коллегами, во время которых он рассказывал о своей заграничной эпопее. В основном его рассказ сводился к описанию времени, проведенного во французской тюрьме. Он увлеченно рассказывал, как мерил шагами небольшую камеру-одиночку, перебирая в голове возможные варианты развития событий. Ему не было известно, какие меры предпринимаются для его освобождения, поскольку ему было отказано во встрече с представителями советского посольства во Франции, и он опасался, что будет осужден французами, как советский шпион. Меньше чем через месяц за проведение операции в Париже закрытым (секретным) указом Президиума Верховного Совета СССР Иванов был награжден орденом Боевого Красного Знамени. Вскоре после этого ему было присвоено очередное воинское звание – полковник. Несколько позже он был переведен на работу в ЦК КПСС, в отдел административных органов, курирующий всю правоохранительную систему Советского Союза: прокуратуру, Верховный суд, КГБ и министерство внутренних дел. Это была очередная компенсация за проваленную в Париже операцию и двухдневные допросы в парижской тюрьме. Юрий Новиков, Владимир Торопыни, Валентин Лазуткин В 5-м управлении КГБ служило немало сотрудников, имевших влиятельных родственников из числа представителей партийной, советской и государственной элиты, а также сотрудников госбезопасности всех уровней. 1-й отдел 5-го управления, который в числе других объектов оперативного обслуживания (так это называлось по терминологии, принятой в КГБ) курировал Центральное телевидение, являлся элитным в силу того, чем этот отдел занимался. Одно дело, согласитесь, заниматься религиозными сектантами, националистическими экстремистами, террористами, антисоветчиками и диссидентами. Совсем другое – обеспечение безопасности крупных культурных и спортивных мероприятий международного уровня: кинофестивалей, фестивалей молодежи и студентов, книжных ярмарок, соревнований фигуристов, хоккеистов, выездами в составе различных делегаций за границу. Одним словом, дела отдела были на виду, в отличие от дел других бойцов невидимого фронта. Поэтому попасть в этот отдел было пределом мечтаний многих. Во внутренней структуре отдела были наиболее привлекательные подразделения (отделения) и малоперспективные (так их называли) участки работы. Несмотря на порядковый номер три, 3-е отделение 1-го отдела, бесспорно, являлось наиболее престижным. Не случайно, поэтому большая часть его сотрудников имела весьма влиятельных родственников. Начальником отделения в эти годы был Евгений Иванов, его заместителем – Георгий Калачев, имевший, как и его начальник, влиятельных родственников по линии жены. Отец Калачева был генералом КГБ, начальником одного из периферийных органов. Под стать им были и их подчиненные, в том числе Владимир Торопыни и Юрий Новиков. Оба не спешили рассказывать о своих родственных связях. Отец Торопыни был армейским полковником, родственники жены-армянки – инженерами-конструкторами в авиационном КБ Андрея Туполева. Мать Торопыни после войны закончила юридический факультет МГУ имени Ломоносова и работала народным судьей одного из московских судов. Училась она в одной группе с начальником 9-го отдела 5-го управления КГБ Василием Шадриным, довольно скоро ставшим заместителем начальника 5-го управления и генерал-майором. До поступления на службу в КГБ Шадрин был прокурором подмосковного города Жуковский. Естественно, бывшие однокашники не теряли друг друга из вида, и когда для отслужившего на флоте и окончившего юридический факультет Торопыни-младшего пришло время решать, где приложить свои знания, выбор, конечно же, пал на КГБ. Но для этого нужно было пройти специальные двухгодичные высшие курсы КГБ. Зачисленные на эти курсы предварительно получали офицерские звания и, постигая азы оперативной деятельности и шлифуя или приобретая знания иностранного языка, имели офицерское денежное содержание, в отличие от слушателей других, менее престижных курсов в Минске, где курсанты жили в отрыве от семей на территории учебного заведения, практически на казарменном положении. Обучение на минских курсах было краткосрочным, одногодичным, без изучения иностранных языков. Естественно, все стремились попасть именно на двухгодичные курсы. Но попадали на них далеко не все желающие, а, как правило, те, кто имел какую-либо поддержку при поступлении на службу в органы КГБ. Существовала практика, по которой в органы госбезопасности принимали с так называемой гражданки напрямую, минуя специальные учебные заведения в системе КГБ. О таких говорили "пришел с улицы". В кадровых инструкциях было немало лазеек, которыми умело пользовались при необходимости опытные кадровики. К примеру, существовало строгое правило, по которому все вновь принимаемые на службу в подразделения госбезопасности должны были иметь за плечами опыт армейской службы. Однако порой доходило до курьезов, когда по прошествии нескольких лет службы в качестве офицера КГБ выяснялось, что сотрудник этот даже не принимал воинскую присягу. Подобные примеры были не единичны, что вынудило управление кадров КГБ в конце 1970-х годов издать специальную директиву, предписывающую проверку личных дел сотрудников на предмет наличия в них отметки о принятии воинской присяги. "Прийти с улицы" можно было только при наличии очень серьезной поддержки, либо же являясь редким специалистом в определенной области. Мастер спорта по фехтованию, выпускник Московского геолого-разведывательного института, лейтенант Советской армии, член ЦСКА Юрий Новиков не был уникальным специалистом. Не обладал он и редкими знаниями. Взамен всего этого он умел красиво и весело жить, чем на протяжении своей короткой карьеры в КГБ поражал своих коллег и руководителей. Отец жены Юрия был директором крупной внешнеторговой организации, часто выезжал за границу, в том числе и на продолжительное время – до нескольких лет. Как и многие в те времена, привозил он из этих поездок различные дефицитные в СССР товары, которые шустрый зять быстро реализовывал в Москве. Таким образом, Новиков имел весьма значительные финансовые возможности. И семья, по советским меркам, относилась к числу обеспеченных. Двоюродная сестра Новикова на момент его поступления на службу в КГБ работала инструктором ЦК КПСС, впоследствии была заместителем генерального директора Госкомитета по иностранному туризму (Интурист). Замужем она была за генералом, заместителем начальника 2-го Главного управления КГБ. Одним словом, было кому помогать Юрию в начале и в становлении его карьеры, складывавшейся весьма успешно. Благодаря тому, что в отношении Новикова осуществлялся явный патронаж со стороны руководителей, его профессиональная деятельность была практически вне контроля. В своем подразделении он появлялся в лучшем случае на непродолжительное время с утра, да и то не всегда, после чего исчезал на целый день. Объяснение отсутствия было всегда наготове – осваивал объект оперативного обслуживания. Новиков стал широко известен на телецентре, со многими был в прекрасных отношениях. Но основой его времяпрепровождения на телецентре были дела, далекие от обеспечения государственной безопасности. Вечер начинался в престижном баре телецентра, где отдыхала после трудового дня элита советского телевидения, и продолжался в отдельном кабинете, где сервировался стол со специально составленным меню. Завершала вечер поездка в загородный Дом творчества телецентра в Софрино, где к приезду гостей были готовы номера, еда, напитки, сауна и все то, что способствовало комфортному отдыху. Обстоятельный, исполнительный и немногословный Торопыни, не допускавший каких-либо необдуманных, а уж тем более рискованных поступков, безусловно, являлся антиподом Новикова. Кроме того, Торопыни, в отличие от Новикова, закончил двухгодичные специальные курсы офицеров-оперативников, где приобрел хорошее, как он любил подчеркивать, знание французского языка. Поскольку Торопыни курировал иновещание Центрального телевидения, направлявшее своих корреспондентов в различные уголки мира, и принимал коллег-телевизионщиков из других стран, это обусловливало постоянный его контакт с подразделениями разведки, заинтересованными в установлении оперативных связей с представителями зарубежных СМИ, от которых можно было получать интересующую КГБ информацию и производить при необходимости массированный вброс дезинформации в масс-медиа Запада. Для этого в системе 1-го Главного управления (ПГУ) КГБ существовало управление "А", занимавшееся продвижением на Запад, выгодной для КГБ, информации. В интересах разведки и контрразведки осуществлялся также взаимный обмен между управлениями КГБ агентурой из числа советских граждан, привлеченных к сотрудничеству для работы на территории СССР и за рубежом во время зарубежных командировок. Как правило, на работу за границей оформлялись сотрудники, уже являвшиеся агентами госбезопасности. Или же они привлекались к сотрудничеству с органами КГБ на стадии оформления их документов для выезда за рубеж. С давних пор активно сотрудничал с различными подразделениями разведки и 5-го управления широко известный тележурналист Евгений Киселев. После окончания Института стран Азии и Африки при МГУ имени Ломоносова, в 1977–1978 годах, Киселев был послан на стажировку в Иран. В 1979–1981 годах он проходил военную службу в Афганистане в качестве переводчика. С 1981-го по 1984 год преподавал фарси в Высшей школе КГБ. С 1984 года работал в Главной редакции вещания на страны Ближнего и Среднего Востока Гостелерадио СССР. В этот период агентурную связь с ним осуществлял старший оперуполномоченный 3-го отделения 1-го отдела 5-го управления КГБ майор Торопыни. Кроме Кисилева, агентами 3-го отделения 1-го отдела 5-го управления КГБ, офицеры которого курировали Госкомитет СССР по телевидению и радиовещанию и телецентр "Останкино", были известные работники телевидения Игорь Малашенко и Олег Добродеев. Агентом с многолетним опытом был начальник управления иновещания Валентин Лазуткин. К агентурной деятельности он был приобщен оперуполномоченным 1-го отделения 1-го отдела 5-го управления КГБ капитаном Евгением Семенихиным, имя которого отчасти стало известно после публикации его мемуарной книги под эпатажным названием "Да, я там работал", подписанной инициалами "Е. Г." Семенихин в свое время женился на внучке маршала Павла Батова, работавшей референтом-переводчиком в иностранном отделе Советского комитета ветеранов Великой Отечественной войны. Семенихин курировал этот комитет по линии госбезопасности. Там он и познакомился со своей будущей женой. Молодожены переехали в квартиру на престижном в 1970-е годы Калининском проспекте, а в подарок от именитого деда получили новенький небесного цвета автомобиль Mercedes-Benz с "блатным" номером 0026. На автомобилях этой марки в Москве в 1970-е годы ездил Владимир Высоцкий, сын министра внутренних дел Игорь Щелоков и... оперуполномоченный 1-го отделения 1-го отдела 5-го управления КГБ Евгений Семенихин. В числе организаций, которые курировал чекист Семенихин, был также Союз советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами (ССОД) и Комитет молодежных организаций СССР (КМО), являвшийся своего рода кузницей агентурных кадров КГБ. Многие из питомцев этих учреждений стали весьма заметными людьми в современной России. Лазуткин работал в КМО с 1973 года заведующим отделом печати и информации в секторе Африки, Ближнего и Среднего Востока. Тогда-то он и был приобщен к агентурной деятельности КГБ. В 1974 году Лазуткин, как перспективный агент госбезопасности, при активной помощи своих кураторов из КГБ был переведен на работу в Гостелерадио СССР, курировавшийся 3-м отделением 1-го отдела 5-го управления КГБ, и не без помощи КГБ сделал на телевидении блестящую карьеру, став в 1991 году начальником Главного управления внешних сношений и заместителем председателя Гостелерадио СССР. Через Лазуткина направлялись в загранкомандировки сотрудники телевидения, в которых КГБ был заинтересован, а также внедрялась агентура в формируемые съемочные группы для работы с представителями зарубежных телевизионных компаний на территории СССР. С его же помощью решались вопросы по приглашению в Советский Союз иностранных тележурналистов, в работе с которыми были заинтересованы различные подразделения госбезопасности. У Торопыни сложились хорошие товарищеские отношения с отдельными сотрудниками разведки, которые, как он полагал, могли бы способствовать его переводу в ПГУ. Однако в один из дней, покидая здание телецентра, Торопыни поскользнулся на мраморных ступеньках у входа в здание и сильно ударился головой. Вызвали скорую помощь. Торопыни был госпитализирован. После выхода на службу он еще какое-то время ходил с забинтованной головой. Дело получило широкий резонанс как в системе КГБ, так и в Гостелерадио. Озвучивались различные версии, в том числе о нападении неизвестных, нанесших удар по голове офицеру госбезопасности при исполнении им служебных обязанностей. Эта версия отрабатывалась самым серьезным образом 5-м управлением КГБ. Основанием для ее появления стали показания Торопыни о том, что, спускаясь по ступенькам, он неожиданно ощутил сильнейший удар по голове. Впрочем, очевидцы были единодушны в своих показаниях и утверждали совсем иное: что они видели одиноко спускавшегося по ступенькам мужчину, который неожиданно упал и остался лежать. Кроме того, было установлено, что незадолго до падения Торопыни видели в компании нескольких сотрудников иновещания в баре телецентра, и состояние опьянения было зафиксировано у Торопыни при оказании ему первой медицинской помощи и последующей госпитализации. С мечтой о разведке приходилось расставаться, если не навсегда, то на длительный срок. Вместо Торопыни в разведчики стали готовить Новикова, который начал посещать курсы иностранных языков, размещавшиеся в одном из зданий Высшей школы КГБ в Малом Кисельном переулке. Но и Новикову не повезло. В начале 1980 года после традиционно приятного вечера на телецентре, будучи в состоянии приличного опьянения, на огромной скорости он врезался в автомобиль с работником одного из московских научно-исследовательских институтов. В результате полученной травмы тот на несколько месяцев утратил работоспособность. Коллеги, родственники и друзья пострадавшего настояли на привлечении Новикова к уголовной ответственности, и Военная прокуратура Московского военного округа действительно возбудила уголовное дело "в отношении офицера КГБ Новикова Ю. Г.". Прошло несколько месяцев. Закончилась московская летняя Олимпиада 1980 года, явившаяся своего рода звездопадом для советских спортсменов, завоевавших 80 медалей. Многие из их числа, а также тренеры, врачи, массажисты и спортивные функционеры получили денежные премии и награды. Различные государственные награды, повышение в должностях и воинских званиях получили многие сотрудники госбезопасности, обслуживавшие Олимпиаду. В числе награжденных Новикова не было. Вскоре он был переведен в 4-й отдел 5-го управления КГБ, занимавшийся разработкой религиозных экстремистов и сектантов и контролировавший различные религиозные конфессии, действовавшие на территории СССР и имевшие связи с зарубежными религиозными центрами и организациями.
Николай Былков: Записки бывшего подполковника КГБ: Телевидение под колпаком спецслужб Владимир Попов – один из авторов книги "КГБ играет в шахматы". Он служил в Комитете госбезопасности СССР с 1972-го по 1991 год, работал в отделах, которые курировали выезжающих за границу, творческие союзы и международное спортивное сотрудничество. В августе 1991 года отказался поддерживать путч, был уволен из спецслужбы в звании подполковника и вскоре эмигрировал в Канаду. Не так давно 72-летний Попов завершил работу над документальной книгой "Заговор негодяев. Записки бывшего подполковника КГБ", в которой рассказывает о становлении режима российского президента Владимира Путина, его соратниках, а также о своей работе в комитете. Ранее книга не издавалась. Офицеры действующего резерва С переводом Евгения Иванова на работу в ЦК КПСС 5-е управление КГБ в лице его начальника Филиппа Бобкова получило своего лоббиста в высшем органе партийной власти. Вскоре Бобков станет заместителем председателя КГБ. Соответственно, будет изменяться и его воинское звание: первоначально на генерал-полковника, а затем на генерала армии. Первый заместитель председателя КГБ имел огромную власть. В отсутствие председателя КГБ Юрия Андропова ему поручалось курирование разведки и группы "А" (Альфа) – подразделения, которое находилось в исключительном подчинении главы КГБ. По инициативе Бобкова во второй половине 1980-х годов, уже во время начавшейся перестройки, в стране было произведено беспрецедентное назначение: в управлении делами ЦК КПСС была введена должность офицера действующего резерва КГБ. Никогда раньше сотрудники КГБ не работали под прикрытием партийных органов – "под крышей". Это сленговое слово, введенное для должностей офицеров действующего резерва и ставшее весьма популярным в период криминализации страны, было привнесено в повседневную жизнь российских граждан именно сотрудниками советских спецслужб. Должности так называемого "действующего резерва" вводились во всех наиболее важных государственных учреждениях и на предприятиях. Офицеры госбезопасности, зачисленные в действующий резерв, оставались в составе своего подразделения, но при этом направлялись в то или другое гражданское учреждение на "подкрышную" должность. На указанной должности они выполняли официальные функции, обусловленные работой конкретного учреждения, но при этом основной их задачей было осуществление деятельности в интересах органов госбезопасности. Была введена такая должность по линии 5-го управления КГБ и на Останкинском телецентре. Официально это была должность "начальника режима" всего ОТРК (Олимпийского телерадиокомплекса), как стал называться Останкинский телецентр по окончании Олимпийских игр в Москве. Находилась она в подчинении начальника 1-го отдела ОТРК. Кроме официальных сотрудников КГБ и офицеров действующего резерва, курировавших советское телевидение, на ОТРК в различных структурах работали еще и сотрудники негласного аппарата госбезопасности — резиденты и агенты, завербованные среди работников телевидения или внедренные туда из числа офицеров госбезопасности, вышедших на пенсию. В общей сложности там служило более 30 человек. КГБ инфильтрирует партию В истории советского государства был период, когда страна находилась во власти Сталина, использовавшего подразделения государственной безопасности в борьбе со своими политическими противниками. После разоблачения культа личности Сталина в 1956 году руководство КПСС, опасаясь повторения репрессий, прежде всего против партийных лидеров и партийно-советской номенклатуры, поставило органы госбезопасности под строжайший партийный контроль. В послесталинский период КГБ, как правило, возглавляли не профессиональные офицеры госбезопасности, а представители КПСС высокого уровня. В их числе был весьма популярный в среде сотрудников КГБ Юрий Андропов. За время его руководства в КГБ влилось большое число партийных руководителей. Для них в системе КГБ были созданы специальные курсы по подготовке к работе в КГБ на руководящих должностях. Партия неукоснительно оберегала себя от каких-либо неожиданностей со стороны тех, кто обеспечивал государственную безопасность страны. Вернулся в КГБ и Евгений Иванов – спустя приблизительно два года после назначения его инструктором отдела административных органов ЦК КПСС. Теперь он был назначен заместителем начальника 2-го Главного управления (ВГУ) КГБ по кадрам. Через несколько месяцев после вступления в должность он стал генерал-майором, а менее чем через год вернулся в 5-е управление КГБ его начальником и получил звание генерал-лейтенанта. В перестроечные годы под его руководством 5-е управление КГБ было преобразовано в управление по защите конституционного строя. Освободившееся место в отделе административных органов ЦК КПСС после ухода Иванова занял другой представитель 5-го управления КГБ, в прошлом первый секретарь Красноярского краевого комитета комсомола Александр Карбаинов, пришедший в органы госбезопасности по партийному набору. Именно им будут разрабатываться необходимые документы по реорганизации 5-го управления КГБ в управление по защите конституционного строя. Вскоре он сменит окончательно спивающегося Владимира Струнина на посту начальника пресс-бюро КГБ, которое при Карбаинове будет преобразовано в Центр общественных связей (называемый также Центр по связям с общественностью) КГБ: сокращенно ЦОС КГБ. В структуре управления по защите конституционного строя подразделение, оберегавшее этот самый строй на телевидении, имело порядковый номер 14 и называлось 14-м отделом. Возглавлял его бывший любимец Струнина Николай Никандров, в прошлом сельский учитель русского языка и литературы. Он закончил свою службу в госбезопасности в должности начальника 1-го отдела ЦОС КГБ. Заместителем начальника отдела был майор Александр Комельков, выпускник Московского института культуры, получивший кличку Баклажан. Прозвали его так приятели-собутыльники, коллеги по 5-му управлению КГБ, за характерный багрово-красный с синюшным оттенком цвет лица. Отдел КГБ, из которого Комельков пришел на телевидение, курировал МГУ имени Ломоносова и Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Отец Комелькова служил в ПГУ КГБ, в подразделении, которое снабжало разведку всем необходимым. Снабжение же разведподразделений было приоритетным и разведчики получали все самое первоклассное, в том числе из-за рубежа. Кроме того, курировавший некоторые факультеты МГУ, Комельков имел возможность устраивать туда детей своих коллег. Одним словом, Комельков был очень полезным, а потому очень влиятельным человеком; и когда на телевидении освободилась вакансия начальник 1-го отдела, Комельков пристроил туда вышедшего в отставку сотрудника 5-го управления КГБ подполковника Валентина Малыгина. Малыгин начинал службу в качестве сотрудника наружного наблюдения. После нескольких лет службы он сумел перевестись в 5-е управление КГБ в качестве штатного дежурного по управлению. Таких дежурных было, как правило, не меньше трех, и несли они службу, сменяя друг друга, через сутки. Эта должность явилась для Малыгина своего рода трамплином для служебного роста. Так как в "наружке" карьера была крайне затруднительна, смена управлений открывала для многих выходцев из нее определенные перспективы. Наиболее удачливым среди них оказался Малыгин. Способствовали тому черты его характера – угодливый с теми, кто был выше его по должности; беспринципный, лживый и циничный в повседневной жизни – он имел все необходимые качества для карьерного роста в 5-м управлении КГБ. Должность дежурного по управлению КГБ не была престижной. Потолок звания — капитан, должностной оклад ниже, чем у оперуполномоченного. Но имела эта должность одно существенное преимущество. Дежурные были на виду, прежде всего, у руководства управления. Подчинялись они начальнику секретариата. В 5-м управлении секретариат возглавлял ветеран госбезопасности полковник Михаил Бардин, многие годы прослуживший вместе с начальником 5-го управления КГБ генералом Бобковым. Угодничество и раболепие Малыгина расположило к нему Бардина. Немолодой, перешагнувший 60-летний рубеж Бардин уже плохо справлялся со своими обязанностями, и решено было в качестве помощника назначить ему расторопного Малыгина. Малыгин стал его заместителем, а через несколько лет – руководителем секретариата 5-го управления КГБ в чине подполковника. Особенностью должности начальника секретариата любого подразделения КГБ было не только обеспечение секретного делопроизводства и обращения документов, но (и это "но" зачастую было главным) и добывание всего необходимого в бытовом смысле для руководителей управлений и сотрудников подразделений, начиная с заказов продуктовых наборов, получаемых в гастрономе №40, и заканчивая получением путевок в ведомственные санатории и выдачей талонов на различные дефицитные товары — автомобили, мебель, одежду и знаменитые ондатровые шапки. Одним словом, должность была весьма заметная и хлебная. Но в стенах КГБ Малыгину с его коммерческим талантом стало тесно. В стране началась перестройка. Создавались первые коммерческие предприятия-кооперативы, малые предприятия, общества с ограниченной ответственностью и т.п. Время было делать деньги. Огромный по своим размерам и структуре Останкинский телецентр открывал потрясающие воображение финансовые возможности. Именно по этой причине Малыгин вышел на пенсию и при поддержке Комелькова, его начальника Никандрова и возглавлявшего тогда 5-е управление КГБ генерала Ивана Абрамова стал начальником 1-го отдела ОТРК. Людям старшего поколения хорошо известна компетенция подобных отделов в советских учреждениях и на предприятиях — вопросы безопасности, режим допусков (в данном случае и к телеэфиру), ведение секретной переписки с различными ведомствами и ознакомление с этой перепиской ограниченного круга должностных лиц, выдача различных пропусков и т.д. Одним словом, начальник 1-го отдела любого ведомства и предприятия в Советском Союзе был человеком влиятельным, так как от него зависел и карьерный рост, и выезд за границу как первых лиц учреждений, так и простых сотрудников. Тогда же на должность офицера действующего резерва в ОТРК был назначен старший оперуполномоченный 1-го отдела 5-го управления КГБ майор Владимир Цибизов. В КГБ, где долгие годы служил его родной дядя, Цибизов пришел после окончания Государственного института театрального искусства (ГИТИС). В 1-м отделе 5-го управления КГБ он занимался театральной линией, а также Госконцертом СССР – ведомством, которое организовывало гастроли советских творческих коллективов за границей и гастроли их коллег на территории СССР. КГБ и советское телевидение Телевидение, являющееся мощным средством пропаганды и воздействия на общественное сознание, всегда находилось и остается под постоянным контролем со стороны спецслужб. В прежние советские времена в системе госбезопасности существовало специальное подразделение, основной задачей которого являлась "борьба с идеологической диверсией противника". Это и было 5-е управление КГБ СССР со всеми его отделами. Под "противником" подразумевались страны – носители иной, буржуазной, морали и идеологии, базирующиеся на свободе предпринимательства и гражданских свободах. Соответственно, в числе "противников" оказывались все без исключения капиталистические страны. Термин "идеологическая диверсия" был достаточно объемный. Его легко было расширено толковать и использовать. Например, было понятие "вредная идеологическая направленность", применимое к любым аспектам человеческой деятельности и творчества, не вписывавшимся в рамки советской идеологии. Поэтому, неукоснительно следуя политическому курсу, определяемому ЦК КПСС, в частности его отделом агитации и пропаганды, КГБ проводил в стране широкомасштабную борьбу с любыми проявлениями инакомыслия. В целях осуществления тотального контроля за политической ситуацией и умонастроениями граждан, органами КГБ производилась вербовка агентуры из числа советских граждан и представителей иных государств. При этом решались важные оперативно-стратегические и оперативно-тактические задачи. Важнейшей стратегической задачей являлось укрепление идеологического влияния КПСС в Советском Союзе, в странах социалистического содружества и в мире в целом. Тактической задачей было повсеместное насаждение агентуры КГБ, через которую осуществлялось противодействие "вредному идеологическому воздействию" на население, а также проведение контрпропагандистских акций в отношении стран-противников. КГБ инфильтрирует телевидение В составе подразделения, возглавляемого Ивановым, служили в основном офицеры, возраст которых не превышал 40 лет. Старшими по возрасту и времени службы в органах КГБ были Георгий Калачев, Владимир Скоморохов, Александр Прохоров и Альбин Валуев. Кроме них, в этом же подразделении начинали службу молодые по возрасту и времени службы в КГБ Юрий Новиков и Владимир Торопыни. Калачев был заместителем Иванова. Кроме того, на него возлагались обязанности по курированию Гостелерадио СССР. Скоморохов и Прохоров были кураторами Госкино СССР. Остальные сотрудники курировали различные подразделения Центрального телевидения. В частности, Новиков курировал Останкинский телецентр, а его коллега Торопыни — иновещание Всесоюзного телецентра. В Останкино устроился также одним из первых бывший сотрудник управления КГБ (УКГБ) по Москве и Московской области Михаил Кравцов, назначенный резидентом ОТРК. Резиденту, как правило, подчинено было до 10 агентов, работой которых он руководил, выполняя задания КГБ, определяемые вышестоящим офицером — оперативным работником. Имея широкие возможности по сбору информации, Кравцов был прекрасно осведомлен обо всем, что происходило в жизни Останкинского телецентра. Не оставались без его внимания и вопросы производственной деятельности, и кулуарные слухи, сплетни и интриги. В поле зрения вездесущей агентуры госбезопасности были также и отдельные моменты личной жизни сотрудников. Обладание этой информацией давало возможность манипулировать людьми и, что особенно важно, позволяло влиять на кадровую политику. К примеру, собиралась информация о том, что известный всей стране телеведущий, являвшийся, кроме того, руководителем отдела дикторов, при решении вопроса о приеме на работу новых дикторов-женщин и дальнейшего их кадрового роста исходил из личных симпатий, основанных на уступчивости к его сексуальным домогательствам. Или же поступала информация о нетрадиционной сексуальной ориентации популярного ведущего молодежной передачи КВН; или об интимных связях отдельных руководителей телецентра со своими секретаршами и другими подчиненными по службе; или о воровстве на комбинате питания... Казалось бы, какое до всего этого дело органам КГБ, отвечающим за государственную безопасность страны? Однако наличие такого компромата давало возможность сотрудникам КГБ проводить выгодную их организации кадровую политику на курируемом объекте, привлекать к сотрудничеству в качестве агентов тех или иных работников телевидения, наказывать неугодных. Возможностей для всего этого было предостаточно, начиная с оформления различных допусков, в том числе и к эфиру; допусков к освещению важных партийно-политических мероприятий, таких как съезды КПСС, трансляция с Красной площади во время государственных праздников и прочее. Наконец, самые широкие возможности открывались при оформлении командировок за границу. Сотрудники советского телевидения командировались за границу для трансляции на территорию СССР наиболее интересных мероприятий, происходивших в мире, а также для освещения визитов руководителей Советского Союза и КПСС за рубеж. План подобных командировок в обязательном порядке согласовывался с отделом агитации и пропаганды ЦК КПСС, как и кандидатуры сотрудников телевидения, которых предполагалось командировать. Чтобы конкретный советский человек мог выехать за границу, необходимо было получить также согласие КГБ, который информировал отдел выездов и работы с зарубежными кадрами ЦК КПСС о наличии негативной информации в отношении конкретного лица или ее отсутствии. Компрометирующий материал, рутинно собиравшийся в отношении сотрудников телевидения и зачастую не имевший никакого отношения к обеспечению государственной безопасности, при решении вопроса о загранпоездках использовался во всю мощь. Трудно выявить и разоблачить шпиона, непросто обнаружить антисоветскую организацию и отдельных негативно настроенных к окружающей их советской действительности лиц. Но если информировать главный партийный орган о компрометирующих моментах в жизни и деятельности человека, кандидатура которого рассматривается для командировки за границу, о его, к примеру, внебрачных связях, злоупотреблении спиртными напитками, увлечении приобретением товаров западного производства, восхвалении буржуазного образа жизни и наличии переписки с заграницей или родственников за пределами СССР, становится очевидным, что КГБ не дремлет и не зря получает бюджетные деньги. По существовавшей в КГБ практике, каждый оперативный работник, курировавший тот или иной объект, периодически должен был составлять отчет об оперативной обстановке на подконтрольной ему территории. Как правило, немалую часть подобного отчета занимала информация, не имевшая оперативной ценности и сообщавшаяся в разделе "Для сведения". В отдельных случаях готовился специальный документ, зачастую называвшийся "О нездоровой обстановке, сложившейся…", далее следовало название организации или подразделения организации, где, как полагали офицеры госбезопасности, сложилась нездоровая обстановка. В подобных документах отражалась вся негативная информация, которая накапливалась в результате агентурно-оперативной деятельности. При необходимости на основе этой информации готовилась так называемая открытая справка, в которой отсутствовало упоминание агентов и прочие источники получения информации. В таком виде документ докладывался либо руководству соответствующего ведомства, либо в партийные инстанции. Результатами подобного информирования были существенные кадровые изменения: увольнения или отстранения, в том числе и от выездов за границу. Так что у тех, кто посредством агентуры получал информацию, власть была, по сути своей, огромная. Но были и другие инструменты влияния. Например, КГБ имел бронь во все основные московские театры и определенное количество бесплатных билетов, что делало должность, занимаемую Цибизовым, весьма и весьма привлекательной. В центральные московские театры всегда было трудно попасть, особенно на премьеры. Поэтому в основном деятельность Цибизова сводилась к распределению дефицитных билетов в театры и на выступления гастролирующих зарубежных исполнителей. С утра до вечера не умолкал телефон в его кабинете, а сам кабинет всегда был полон коллегами, стремящимися получить заветный билетик для своих руководителей, а если повезет, то и для себя. Оперативную работу Цибизов не любил. Агентов он не вербовал. С теми же, кто был ему передан на связь из различных подразделений госбезопасности, он встречался крайне редко и неохотно. Своей службой в качестве агентуриста-оперативника он тяготился. Имея отношение к театрам в качестве оперативного работника, Цибизов, однако, располагал информацией о неизвестных обывателю сторонах жизни советской творческой элиты — интригах, сплетнях, пьянстве и разврате. Те, кто со студенческой скамьи театрального института казались ему великими мэтрами, в оперативных документах представлялись в совсем ином свете. Полной неожиданностью, конечно же, было для Цибизова наличие среди великих людей агентов КГБ с многолетним стажем сотрудничества. В их числе оказались всенародно любимые и почитаемые властью Георгий Жженов и Петр Вельяминов, завербованные в качестве агентов госбезопасности в период отбывания ими длительных сроков заключения в советских лагерях: Жженов по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде, а молодой, только что окончивший среднюю школу Вельяминов, – по обвинению в подготовке и распространении листовок, призывающих к капитуляции перед немецко-фашистскими войсками, стоявшими зимой 1941 года под Москвой. Не менее известный и почитаемый Михаил Козаков оказался завербованным на патриотической основе. Были и многие другие известные и менее известные представители артистического мира. Женился Цибизов поздно, почти в 30 лет. Брак был неудачным и бездетным, что сделало Цибизова тихим пьяницей, и на глазах своих коллег он постепенно спивался. Однако он не спеша поднимался по служебной лестнице. Получив назначение на должность заместителя начальника отделения действующего резерва КГБ, Цибизов через некоторое время стал подполковником. 5-е управление КГБ располагало должностью действующего резерва и в Госконцерте СССР. Официально это была должность заместителя директора Госконцерта, а по линии КГБ — начальника отдела действующего резерва, полковника. Долгое время занимал эту должность ветеран органов госбезопасности, бывший начальник 3-го отдела 5-го управления КГБ полковник Владимир Головин. Затем ставший заместителем председателя КГБ генерал-полковник Бобков продвинул своего многолетнего подчиненного Головина на должность председателя КГБ Узбекистана. Освободившуюся должность в Госконцерте занял более молодой по возрасту и времени службы в 5-м управлении КГБ коллега Цибизова по 2-му отделению 1-го отдела майор Валерий Киселев, бывший секретарь комсомольской организации Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы, заведший затем дело на известного композитора Людмилу Лядову по обвинению ее в шпионаже (дело развалилось). Пройдет несколько лет, и в ряде центральных газет будут опубликованы статьи о Валерии Киселеве, беззастенчиво использовавшем должность заместителя директора Госконцерта в целях личного обогащения: оформляя сотрудников Госконцерта для выезда за границу, он давал им задания по приобретению для него лично различных дефицитных в СССР товаров. Финансовая сторона вопроса На объектах оперативного обеспечения управлений центрального аппарата КГБ денежное вознаграждение резидента (в дополнение к обычной зарплате) составляло от 80 до 120 рублей в месяц, что равнялось месячной зарплате специалиста, окончившего высшее учебное заведение и находящегося на начальной ступени своей карьеры. Резиденты главных управлений КГБ получали много больше — от 120 до 180 рублей, что составляло месячную заработную плату старшего научного сотрудника отраслевого научно-исследовательского института. Деньги выплачивались по ст. 9 оперативных расходов подразделений госбезопасности. Получатели их в целях конспирации (сокрытие факта сотрудничества с органами КГБ) не должны были указывать эти доходы при уплате подоходного налога, а также при уплате профсоюзных и партийных взносов. Несколько другим образом проходило денежное вознаграждение рядовых агентов органов госбезопасности. Выплаты им никогда не были регулярными или ежемесячными, а как правило, проводились к какой-то дате: дню рождения агента, годовщине его сотрудничества с КГБ и т.д. Либо же агент поощрялся по результатам выполненного им задания. Опытные оперативные работники, наставляя молодых коллег, всегда рассказывали, на чем некоторые их предшественники сломали себе карьеру или судьбу. Ст. 9 оперативных расходов в органах КГБ для оперативных работников любого уровня была своего рода змием-искусителем, так как всегда присутствовал соблазн потратить деньги не по назначению. Как правило соблазна было два: неправомерные траты по ст. 9 и вступление в интимную связь с женщинами — агентами госбезопасности. Комельков стал регулярно и в значительных суммах использовать ст. 9 для угощения себя лично и своих друзей по управлению, а также на спаивание коллектива. В незаконный процесс были вовлечены все сотрудники его подразделения. Значительная часть присваиваемых денег шла на покрытие трат Комелькова, а так как его траты превышали допустимые нормы, к списанию расходов привлекались подчиненные. Под началом Комелькова служили два оперуполномоченных: капитан Сергей Воронин и капитан Иван Лихачев. Когда в КГБ начиналась подготовка к обеспечению безопасности летних московских Олимпийских игр 1980 года, в 5-м управлении был создан 11-й отдел, на который была возложена организация и координация этой работы. В целях усиления 11-го отдела по разнарядке управления кадров КГБ в Москву были направлены оперативные сотрудники госбезопасности со всей территории СССР. В их числе оказался и лейтенант Воронин, переведенный из Пустомытовского районного отдела управления КГБ по Львовской области Украины. Число сотрудников 11-го отдела достигло тогда нескольких сот человек и практически сравнялось с головным подразделением — 5-м управлением КГБ. Лихачев закончил гражданский вуз, после чего был призван на службу в органы госбезопасности и направлен на годичные спецкурсы в Минске по подготовке оперативных работников для 5-х подразделений КГБ (5-е подразделения КГБ были в целом ряде союзных республик; в более мелких государственных образованиях были 5-е отделы). По окончании спецкурсов Лихачев был назначен младшим оперуполномоченным 9-го отдела (разработка диссидентов и антисоветски настроенных лица) 5-го управления КГБ. Воронин и Лихачев отказались покрывать незаконные траты их начальника Комелькова по ст. 9 оперативных расходов. Не действовали на них ни уговоры, ни нажим со стороны начальника 14-го отдела полковника Никандрова, планировавшего все спустить на тормозах. В конфликт пришлось вмешиваться руководителям 5-го управления КГБ и инспекторскому управлению КГБ. По результатам разбирательства Комельков был уволен из органов госбезопасности с унизительной формулировкой: "За дискредитацию звания советского офицера". Начальнику 14-го отдела полковнику Никандрову за непринятие мер по наведению порядка в подразделении был объявлен строгий выговор. Рухнула мечта бывшего сельского учителя Никандрова о заветных генеральских погонах и лампасах.
Николай Былков: Записки бывшего подполковника КГБ: Провокационная деятельность генерала Питовранова в ГДР Непотопляемый генерал Питовранов В 1951 году, планируя очередную чистку, а по некоторым сведениям, еще и высылку всего еврейского населения СССР в отдаленные районы страны, Иосиф Сталин решил провести реорганизацию Министерства государственной безопасности (МГБ) Советского Союза. В этой связи 11 июля 1951 года было опубликовано постановление ЦК ВКП(б) "О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР": 2 июля 1951 года ЦК ВКП (Б) получил заявление старшего следователя следственной части по особо важным делам МГБ СССР тов. [Михаила] Рюмина, в котором он сигнализирует о неблагополучном положении в МГБ со следствием по ряду весьма важных дел крупных государственных преступников и обвиняет в этом министра государственной безопасности тов. [Виктора] Абакумова. Получив заявление тов. Рюмина, ЦК ВКП(б) создал комиссию Политбюро в составе тт. [Георгия] Маленкова, [Лаврентия] Берии, [Матвея] Шкирятова, [Семена] Игнатьева и поручил ей проверить факты, сообщенные тов. Рюминым. В процессе проверки комиссия допросила начальника следственной части по особо важным делам МГБ тов. [Александра] Леонова, его заместителей тт. [Михаила] Лихачева и [Владимира] Комарова, начальника 2-го главного управления МГБ тов. [Федора] Шубнякова, заместителя начальника отдела 2-го главного управления тов. [Абдул-Гамид] Тангиева, помощника начальника следственной части тов. [А. В.] Путинцева, заместителей министра безопасности тт. [Сергея] Огольцова и [Евгения] Питовранова, а также заслушал объяснения тов. Абакумова. Ввиду того, что в ходе проверки подтвердились факты, изложенные в заявлении тов. Рюмина, ЦК ВКП (б) решил немедля отстранить тов. Абакумова от обязанностей министра госбезопасности и поручил первому заместителю тов. Огольцову исполнять временно обязанности министра госбезапасности. Это было 4 июля с. г. На основании результатов проверки комиссия Политбюро ЦК ВКП (б) установила следующие факты. 1. В ноябре 1950 года был арестован еврейский националист, проявляющий резко враждебное отношение к советской власти, врач [Яков] Этингер. При допросе старшим следователем МГБ тов. Рюминым арестованный Этингер без какого-либо нажима признал, что при лечении тов. Щербакова А. С. имел террористические намерения в отношении его и практически принял все меры к тому, чтобы сократить ему жизнь. ЦК ВКП (б) считает это показание Этингера заслуживащего серьезного внимания. Cреди врачей, несомненно, существует законспирированная группа лиц, стремящихся при лечении сократить жизнь руководителей партии и правительства. Нельзя забывать преступления врача [Дмитрия] Плетнева и врача [Льва] Левина, которые по заданию иностранной разведки отравили В. Куйбышева и Максима Горького. Эти злодеи признались в своих преступлениях на открытом судебном процессе и Левин был расстрелян, а Плетнев осужден к 25 годам тюремного заключения. Однако министр госбезопасности тов. Абакумов, получив показания Этингера о его террористической деятельности, в присутствии следователя Рюмина, зам. начальника следственной части [Михаила] Лихачева, а также в присутствии преступника Этингера, признал показания Этингера надуманными, заявил, что это дело не заслуживает внимания, заведет МГБ в дебри, и прекратил дальнейшее следствие по этому делу. При этом тов. Абакумов, пренебрегая предостережением врачей МГБ, поместил серьезно больного арестованного Этингера в заведомо опасные для его здоровья условия (в сырую и холодную камеру), вследствие чего 2 марта 1951 года Этингер умер в тюрьме. Таким образом, погасив дело Этингера, тов. Абакумов помешал ЦК выявить безусловно существующую законспирированную группу врачей, выполнявших задание иностранных агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства. При этом следует отметить, что тов. Абакумов не счел нужным сообщить в ЦК ВКП (б) о признаниях Этингера и таким образом скрывал это важное дело от партии и правительства. На основании вышеизложенного ЦК ВКП (б) постановляет : 1. Cнять тов. Абакумова с работы министра государственной безопасности СССР, как человека, совершившего преступления против партии и Советского государства, исключить из рядов ВКП (б) и передать его дело в суд. 2. Снять с занимаемых постов начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР тов. Леонова и заместителя начальника следственной части тов. Лихачева, как способствовавших Абакумову обманывать партию и исключить их из партии. 3. Объявить выговор первому заместителю министра тов. Огольцову и заместителю министра тов. Питовранову за то, что они не проявили необходимой партийности и не сигнализировали ЦК ВКП (б) о неблагополучии в МГБ. 4. Обязать МГБ возобновить следствие по делу о террористической деятельности Этингера. Российский государственный архив социально-политической истории. Фонд 17, опись 162, дело 46, листы 19-21. Копия. 4 июля 1951 года министр госбезопасности Абакумов был освобожден от занимаемой должности, а через восемь дней последовал его арест. Обвинялся бывший министр в сокрытии "сионистского заговора" в МГБ СССР. Вслед за министром были арестованы его заместители Огольцов и Питовранов, а также ряд руководителей подразделений центрального аппарата министерства госбезопасности СССР. Евгений Питовранов, родившийся в 1915 году, был русский. В 1938 году он окончил Московский институт инженеров транспорта, затем Высшую партийную школу при ЦК КПСС. C 1938 года служил в органах государственной безопасности. Карьера его была стремительной. Первая должность Питовранова – заместитель начальника отдела управления НКВД СССР по Горьковской области. Спустя четыре года он возглавил это управление. Затем перевелся на равноценную должность в Киров и в возрасте 28 лет получил звание генерала. В 1944 году Питовранова направили в Куйбышев. В 1945 году он стал министром госбезопасности Узбекистана. В 1946 году Питовранова перевели в Москву и вся его последующая служба была в основном связана с Центральным аппаратом советских органов госбезопасности. Сначала он возглавил 2-е главное управление, но вскоре получил должность заместителя министра государственной безопасности. Питовранову в эту пору было 35 лет. О неординарных способностях Питовранова свидетельствует его умение находить выход из сложнейших жизненных ситуаций. Генерал советских спецслужб [Павел] Судоплатов в своих воспоминаниях писал, что "Питовранов резко выделялся своим интеллектом и кругозором среди руководства МГБ". Его непосредственный начальник министр госбезопасности Абакумов был расстрелян в 1954 году. Заместитель министра Огольцов был лишен воинского звания и наград. И лишь генерал Питовранов уцелел, хотя... Заместителя министра госбезопасности СССР генерал-лейтенанта Питовранова арестовали в октябре 1951 года. Это случилось вскоре после ареста Абакумова. Проведя несколько месяцев под следствием по делу "о сионистском заговоре в МГБ СССР" Питовранов 23 апреля 1952 года обратился с личным письмом к Сталину. Новый министр госбезопасности [Семен] Игнатьев, которому передали письмо, не знал, как с ним поступить. По совету Маленкова он доложил о письме Сталину. В своем письме Питовранов писал: "Все, что делалось по борьбе против еврейских националистов, которые представляют сейчас не меньшую, если не большую опасность, чем немецкая колония в СССР перед войной с Германией, сводилась к спорадическим усилиям против одиночек и локальных групп. Для того, чтобы эту борьбу сделать успешной, следовало бы МГБ СССР смело применить метод, о котором вы упомянули, принимая нас, работников МГБ, летом 1951 года, а именно: создать в Москве, Ленинграде, на Украине (особенно в Одессе, Львове, Черновцах), в Белоруссии, Узбекистане (Самарканд, Ташкент), Молдавии, Хабаровском крае (учитывая Биробиджан), Литве и Латвии националистические группы из чекистской агентуры, легендируя в ряде случаев связь этих групп с зарубежными сионистскими кругами. Если не допускать шаблона и не спешить с арестами, то через эти группы можно основательно выявить еврейских националистов и в нужный момент нанести по ним удар". Питовранов в своем письме затронул также деятельность руководства советской разведки: "В разведке много лет не было хороших руководителей. При т. [Всеволоде] Меркулове – бездарный [Павел] Фитин, при Абакумове – проходимец [Петр] Кубаткин, а затем, хотя и умный, но не очень оперативный и острый [Петр] Федотов. Я убежден, что т. [Сергей] Савченко тоже не тот человек, который должен возглавить разведку, чтобы она обеспечила выполнение требований ЦК... Если вами будет признано необходимым, я мог бы свои соображения по этому вопросу и предложения, вытекающие из них, доложить т. Игнатьеву. Зная вашу строгость, но и ваше великодушие, я, как родного отца, прошу вас, товарищ Сталин, дать мне возможность исправиться". Это письмо спасло генералу жизнь. При очередной встрече с вновь назначенным министром госбезопасности Игнатьевым Сталин, по привычке неторопливо прохаживаясь по своему кабинету с неизменной трубкой в руках, вспомнил о Питовранове: "Не зря ли он сидит? Давайте через какое-нибудь время его выпустим... и снова возьмем на работу в органы госбезопасности". По личному указанию Сталина в ноябре 1952 года Питовранова освободили из тюрьмы, следствие в отношении него прекратили. 15 декабря Сталин принял руководство советской госбезопасности в составе министра Игнатьева и его заместителей генералов Сергея Огольцова, Сергея Гоглидзе и Питовранова. Рассматривался вопрос и об очередной реорганизации спецслужб СССР. "Главный наш враг – Америка, – сказал Сталин. – Но основной упор нужно делать не собственно на Америку. Нелегальные резидентуры нужно создавать прежде всего в приграничных государствах. Первая база, где нужно иметь своих людей – Западная Германия". 5 января 1953 года генерал Питовранов возглавил советскую разведку. Через несколько месяцев он получил новое назначение – уполномоченным МВД СССР в Германской Демократической Республике. Маркус Вольф Через несколько дней после капитуляции гитлеровской Германии в Берлине появился неизвестный молодой человек, имя которого станет символом выдающихся достижений разведки нового государства – ГДР. Этот человек "без лица" многие годы был неизвестен его противникам, но ему суждено было стать выдающимся разведчиком ХХ века. Звали его Маркус Вольф. Родился Маркус Вольф в зажиточной и интеллигентной еврейской семье 19 января 1923 года. Его отец Фридрих Вольф был врачом и талантливым писателем и драматургом. Во время Первой мировой войны Фридрих Вольф находился на фронте в качестве военного медика. По окончании войны он стал коммунистом. С приходом к власти в Германии нацистов еврей и коммунист Фридрих Вольф вместе с семьей бежал в Советский Союз. Там он написал пьесу "Профессор Мамлок" – о преследовании в нацистской Германии профессора-еврея. Пьеса шла во многих театрах СССР, на ее основе был поставлен одноименный фильм, имевший широкий прокат. Сыновья Фридриха Вольфа – Маркус и Конрад – учились в Москве в немецкой школе имени Карла Либкнехта. После нападения Германии на Советский Союз семья Вольфа была эвакуирована в Казахстан. Старший сын Вольфа Маркус был направлен в разведывательную школу Коминтерна для подготовки к заброске в тыл германской армии. Располагалась школа в небольшом башкирском селе Кушнаренково. Во время жизни в СССР Маркус Вольф познакомился с Вильгельмом Пиком, ставшим первым президентом ГДР, и будущим главой Социалистической Единой Партии Германии Вальтером Ульбрихтом, а также с известным немецким певцом и актером Эрнстом Бушем. Маркус сохранит с ними отношения на долгие годы. Немалая часть курсантов школы Коминтерна, заброшенная на территорию нацистской Германии, погибла в застенках Гестапо. Позднее было принято решение о сохранении молодых немецких эмигрантов для их использования в послевоенной Германии. Маркус Вольф, мечтавший об авиации, поступил в Московский авиационный институт. Однако закончить его ему не удалось. В мае 1945 года он в составе "группы Ульбрихта" был направлен в Берлин. Немецкие коммунисты должны были заложить основы будущего просоветского режима. Первое время Маркус Вольф работал на радиостанции "Berliner Rundfunk" и как репортер принимал участие в освещении Нюрнбергского процесса. В 1949 году он вернулся в Москву в качестве помощника посла ГДР в Советском Союзе. В действительности же он в течение двух лет проходил углубленную подготовку в разведшколе МГБ СССР. По окончании обучения он был направлен в ГДР для работы во вновь созданной разведке страны, действовавшей под прикрытием "Института научно-экономических исследований". Первоначально Маркус Вольф занимал должность заместителя руководителя разведки, а спустя год он ее возглавил – в возрасте 28 лет – и занимал эту должность до своей добровольной отставки в 1986 году, когда в СССР уже началась перестройка и Маркус почувствовал приближение конца советской системы. Совместная деятельность двух разведчиков – Питовранова и Вольфа, начавшаяся в 1950-е годы, продлилась до конца 1980-х – переломного периода в жизни СССР и его сателлитов. Биограф НКВД/КГБ Киселев пишет: "С писателем Фридрихом Вольфом Евгений Петрович [Питовранов] познакомился еще в военные годы, когда интеллектуалы-антифашисты активно трудились над политическим "перевоспитанием" высокопоставленных немецких военнопленных. А с Маркусом Вольфом он познакомился на приеме в посольстве ГДР в честь Дня Победы в 1951 году... Профессиональный багаж Маркуса значительно уступал питоврановскому, и в первые годы он благодарно относился к постоянной и разносторонней помощи со стороны более опытного коллеги. Очень благоприятствовало их дружескому общению блестящее знание Вольфом русского языка, который с раннего детства был для него таким же близким, как и родной, немецкий... Самый краткий обзор операций, проведенных в те годы под руководством и при самом непосредственном участии Питовранова, занял бы много томов. Притом не все они к нынешнему времени рассекречены" ("Сталинский фаворит с Лубянки". Александр Киселев. – Попов). Ложные заставы Метод, о котором говорил Сталин во время совещания с руководством советской госбезопасности летом 1951 года, о чем ему напомнил Питовранов, заключался в изощренной провокации. Заключался он в создании псевдоантисоветских заграничных организаций и структур. Посредством этого советским спецслужбам удавалось вводить противника в заблуждение и получать достоверную информацию о его целях, разработчиках и исполнителях провокационных заданий. Наиболее известными из подобных операций в 1920-е годы были оперативные игры "Трест" и "Синдикат". Генерал Питовранов в своей чекистской практике использовал опыт чекистов первых лет советской власти по созданию аналогичных ложных структур. На границах СССР в режиме повышенной секретности создавались ложные пограничные заставы якобы иностранных государств. На этих заставах чекисты, владевшие соответствующими иностранными языками, выдавали себя за пограничников сопредельных государств. Подобные заставы перехватывали беглецов из СССР, эмиссаров антисоветских организаций и представителей зарубежных разведывательных органов. Перехваченные сотрудниками ложных застав лица, введенные в заблуждение, полагая, что они находятся в безопасности, рассказывали то, что не сказали бы даже под пытками. В июле 1947 года Питовранов, занимавший тогда должность начальника 2-го главного управления МГБ СССР, создал "ложные заставы" в Тюрингии (Германия), на стыке советской, английской и американской зон. В документе, посланном по этому поводу из МГБ СССР в ЦК ВКП(б) принцип работы ложных застав описывался следующим образом: "Обмундирование для личного состава английской заставы имеется в наличии. Для американской заставы будет также подготовлено соответствующее обмундирование. Офицерский состав будет укомплектован (четыре человека) оперативными работниками, свободно владеющими английским языком и обладающими необходимыми качествами – оперативным опытом, выдержкой, умением ориентироваться в обстановке. Рядовой состав – проверенными, выдержанными сержантами и солдатами войск МГБ, изучавшими ранее английский язык. Для исполнения ролей советских пограничников подбираются проверенные сержанты и солдаты внутренних войск МГБ, обладающие необходимыми качествами. Они же обеспечивают охрану объекта во избежания случайного посещения его местными жителями. Личный состав ЛЗ [ложных застав] в течение месяца до начала работы объекта пройдет специальную подготовку. От всех участвующих в операциях будут отобраны подписки о неразглашении". Советская ложная застава была создана также неподалеку от Берлина на территории замка Даммсмюле, рядом с которым оказались оккупационные секторы бывших союзников. Замок располагался в лесной местности в окружении озер и к нему вела единственная шоссейная дорога. В подвальных помещениях замка сохранились камеры для заточения, в которых содержались военнопленные, работавшие на территории замка в период, когда он являлся резиденцией рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Место было более чем подходящее для тайных операций советских чекистов. Провокационная деятельность Питовранова в ГДР этим не ограничилась. Александр Киселев пишет: "Вскоре после приезда в Берлин Питовранов на базе глубокого анализа поведения и деятельности некоторых лиц, вызывающих определенные подозрения, предложил план внезапного удара по всем предполагаемым разведывательно-диверсионным группам. Операция получила условное наименование "Кольцо". В условный день и час на территории ГДР было задержано большое количество лиц, среди которых оказалось более 300 агентов... Не менее значимым оказался и захват на конспиративных квартирах резидентов сразу всех западных разведок – американской, английской, французской и западногерманской... За операцией "Кольцо" в следующем году последовала аналогичная акция "Стрела", за ней – "Весна". Их результаты оказались ошеломляющими: ликвидировано [было] пять резидентов ЦРУ США, по четыре [резидента] английской и западногерманской разведок, арестовано более 600 человек, причастных к антигосударственной деятельности" ("Сталинский фаворит с Лубянки". Александр Киселев. – Попов). Питовранов арестовывал в ГДР "шпионов" с тем же рвением, с которым их арестовывали в Советском Союзе в 1930-е годы. Эти массовые аресты требовали увеличения состава госбезопасности Восточной Германии. Если в 1952 году госбезопасность ГДР (Штази) насчитывала около 4 тыс. офицеров и вольнонаемных, то в конце 1954 года – уже 9 тыс., а в 1959 году – около 13 тыс. человек ("Конец Штази: История одной секретной службы". Анне Ворст. – Попов). К этому следует прибавить 300 тыс. завербованных Штази граждан своей страны. Торгово-промышленная палата СССР Спустя много лет Питовранов вспоминал совет генерала КГБ Филиппа Бобкова: "не искать золото близко к помойке". Фраза эта звучала двусмысленно и Питовранов не сразу понял, о чем шла речь – до тех пор, пока Бобков не посоветовал Питовранову в 1966 году уйти в отставку и пойти служить в Торгово-промышленную палату (ТПП) СССР. "Там есть хорошие выходы по внешнеэкономической линии, а может быть, и по другим направлениям", – уточнил Бобков. И действительно, ТПП курировалась министром внешней торговли СССР Николаем Патоличевым, с которым Питовранов давно был знаком, с тех пор как работал в ГДР и сопровождал Патоличева в поездках по этой стране. Через несколько дней после разговора с Бобковым Питовранов действительно был назначен на пост заместителя председателя ТПП, которая следующим образом описывается Большой советской энциклопедией: "Торгово-промышленная палата СССР (ТПП СССР), общественная организация, содействующая развитию внешней торговли и экономических связей, ускорению прогресса науки и техники в СССР. Создана в 1932 г. как Всесоюзная торговая палата (ВТП). В 1972 году реорганизована в ТПП СССР в связи с развитием экономики, ростом объема торговли и изменениями в ее структуре, образованием торгово-промышленных палат в союзных республиках, расширением экономических и научно-технических связей СССР с зарубежными странами. В сентябре 1974 г. на внеочередном съезде ТПП СССР принят действующий устав. Высшие органы ТПП СССР – съезд, Совет и Президиум ТПП (избираемые съездом). В 1975 г. действительными членами ТПП СССР состояли: промышленные предприятия (1927), торговые организации (729), научно-исследовательские институты (169), внешнеторговые организации (65), строительные и транспортные организации (93), учреждения связи, учебные заведения, общественные организации и др. (98). Ежегодно палата совместно с министерством внешней торговли СССР, Государственным комитетом по науке и технике, министерствами и ведомствами, промышленными предприятиями – членами палаты отбирает и направляет на международные выставки до 70 тыс. машин, приборов, различных товаров народного потребления. Палата организует в СССР иностранные выставки (ежегодно зарубежные фирмы ввозят для демонстрации до 80 тыс. экспонатов). ТПП СССР осуществляет патентование иностранных изобретений в СССР и советских – за границей; регистрацию товарных знаков; выдает удостоверения о происхождении товаров, вывозимых из СССР; проводит экспертизы качества товаров. Связи с деловыми кругами зарубежных стран ТПП СССР поддерживает через смешанные торговые палаты. ТПП СССР имеет секции права, торгового мореплавания и морского права, по охране промышленной собственности, которые разрабатывают вопросы, связанные с деятельностью палаты. При ТПП СССР постоянно действуют Внешнеторговая арбитражная комиссия, Морская арбитражная комиссия и Бюро диспашеров". Иными словами, ТПП была империей и по сути являлась подразделением министерства внешней торговли с фиктивным статусом общественной организации, что в 1990 году подтверждал журнал "Власть" (№ 50, 24 декабря): "ТПП СССР является общественной хозрасчетной организацией по развитию экономических, научно-технических и торговых связей СССР с другими странами. Насчитывает около 7 тыс. членов-предприятий и организаций различной формы собственности. Годовой доход – 200 млн. руб.". Одним из структурных подразделений ТПП являлось Всесоюзное объединение "Совинцентр", в ведении которого находился Центр международной торговли (ЦМТ) на Красной Пресне в Москве. По информации журнала "Власть", только за девять месяцев 1990 года объединение заработало около 80 млн. долларов. Таким образом, генерал запаса КГБ Питовранов оказался причастен к обороту огромных валютных средств. Он быстро сообразил, что было бы неплохо от государственных валютных потоков отвести "ручеек" в нужном ему направлении – в не подконтрольные директивным органам партии новым структурам, создаваемым КГБ. Через год с момента вступления Питовранова в новую должность в ТПП в КГБ при Совете министров СССР произошла очередная смена в руководстве. 18 мая 1967 года советские спецслужбы возглавил Юрий Андропов, занимавший до этого назначения должность секретаря ЦК КПСС и заведующего отделом по связям с коммунистическими и рабочими партиями соцстран. Спустя месяц пребывания в новой должности повысился и политический статус главы КГБ: Андропов был утвержден кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. В апреле 1973 года он стал членом Политбюро. После 1953 года, когда госбезопасность возглавлял Берия, это был первый случай членства руководителя советских органов госбезопасности в высшем партийном органе. Вскоре у нового председателя КГБ состоялась беседа с Питоврановым. Андропов слышал о нем от многих ветеранов-чекистов, представителей разведки и контрразведки, и заинтересовался этим неординарным человеком. О чем был их разговор, известно было только им двоим. Но много позже появились публикации, в которых покойному Андропову приписывалось стремление создать, параллельную органам госбезопасности, структуру, целью которой была перепроверка информации, добываемой по линии разведок – КГБ и ГРУ. Эта идея была подброшена Андропову именно Питоврановым, осевшим к тому времени в ТПП. Как указывал Киселев, "с приходом в 1967 году в КГБ Ю. В. Андропова Борис Семенович [Иванов], заручившись поддержкой начальника внешней разведки А[лександра] М. Сахаровского, увлек председателя КГБ, предложенной Питоврановым, идеей активизации разведывательной работы с позиций торгово-экономических кругов". КГБ при Совете министров (СМ) СССР, равно как и любое иное государственное ведомство, осуществлял свою практическую деятельность в строгом соответствии с положением о Комитете государственной безопасности при Совете министров СССР и его органах на местах, утвержденном решением Президиума ЦК КПСС 8 февраля 1954 года. В указанном положении, как и в последующих документах ЦК КПСС, под строгим контролем которого действовали органы госбезопасности, регламентировалась деятельность советских спецслужб, четко прописывались их задачи и организационная структура. Статья 3-я Положения гласила: "Комитет государственной безопасности работает под непосредственным руководством и контролем Центрального комитета КПСС. Комитет государственной безопасности при СМ СССР несет ответственность за обеспечение государственной безопасности в стране и систематически отчитывается о всей проводимой работе перед ЦК КПСС и Советом Министров СССР". Статья 8 положения указывала: "Для выполнения поставленных задач Комитет государственной безопасности имеет соответствующую структуру и штатную численность, утверждаемые ЦК КПСС и Советом министров СССР". Из содержания приведенного выше документа со всей убедительностью становится очевидным, что создание какой-либо параллельной или альтернативной структуры было исключительной прерогативой ЦК КПСС и Совета министров СССР. По этой причине действия председателя КГБ при СМ СССР Андропова и воплотившего в жизнь идею создания "параллельной" структуры Питовранова изначально были противозаконны и, соответственно, преступны.»
Николай Былков: Записки бывшего подполковника КГБ: Французская "фирма" Андропова и Питовранова "Фирма" ч.1. «В 1967 году в Париже в соответствии с договоренностями на высшем уровне между Францией и СССР была образована "Франко-советская торговая палата". В Москве открылся ее филиал. Тогда же начала действовать спецрезидентура советской внешней разведки (Первое главное управление КГБ при Совете министров СССР), созданная по личному указанию главы КГБ Юрия Андропова. Руководителем этой глубоко законспирированной разведывательной структуры Андропов назначил Питовранова, занимавшего должность заместителя председателя ТПП. Новая структура получила название "Фирма". Питовранов вспоминает: "Значительных достижений удалось добиться во Франции. Заведовать филиалом ''Фирмы'' был отправлен большой знаток страны и особенностей французской души". Питовранов даже по прошествии многих лет умышленно не называет фамилию советского агента-нелегала. "Француза надо знать, – рассказывал агент-нелегал. – Никаких особых денег для установления с ними контактов не требовалось. В моем распоряжении был большой загородный дом с парком, вот я и звал их туда погостить. Хороший обед, чудесное вино, легкий намек на возможную прибыль от контрактов и зовешь погулять по парку. Там задаешь тему разговора и остается только слушать: ради того, чтобы красиво сказать, французы готовы вплести в свою речь самую закрытую информацию. А женщинам я постоянно дарил подарки, пусть мелочь, и говорил или писал приятные слова: дамам важно, что о них не забывают". В итоге в числе друзей "Фирмы" оказались "многочисленные политики, бизнесмены, их родственники, жены и любовницы". Особые советско-французские отношения в 1970-х годах во многом обеспечивались личной разведкой Андропова – резидентурой Питовранова. Леонид Брежнев, собираясь в Париж, точно знал, что будут просить французы на переговорах и до каких пределов они готовы отступать. Главные оперативные вопросы решались лично Андроповым. Он же распорядился сделать так, чтобы у отдела "П" (так в беседах с журналистами Питовранов называл руководимую им резидентуру) был отдельный бюджет и, независимые от КГБ, каналы связи с представителями за рубежом: "В первые годы существования "Фирмы" Юрий Владимирович участвовал в планировании многих наших операций, и в некоторой степени наше подразделение было для него учебным полигоном. Я приходил с готовым планом операции и пояснял ему, почему следует проводить ее именно так. Он прислушивался. Думаю, эта работа помогла ему скорее освоить специфику чекистского дела". Разумеется, Питовранов предложил себя в качестве резидента, организующего работу с завербованными агентами: "Моя новая задача состояла в том, чтобы найти десятка два человек, на которых можно было положиться. Я их нашел. Я не снимал этих людей с их работы во внешнеторговых структурах, а просто включал в свою орбиту, нацеливал на дополнительные вопросы. Они стали переключаться с конкретных коммерческих операций на серьезные и перспективные оперативные дела". Здесь требуется уточнение: резидент, кем бы он ни был в прошлом, даже замминистра госбезопасности, каковым являлся Питовранов, не имел права на вербовку агентов. Их всегда вербовали оперативные сотрудники спецслужб. Только позже, получившие навыки агентурной работы, агенты передавались на связь резиденту. Внешнеторговые организации традиционно в своем составе имели достаточное количество агентуры КГБ. В каждом иностранце виделся потенциальный злодей-шпион. Поэтому всех, кто по службе имел контакты с иностранцами, вербовали поголовно. Не желавших становиться агентами КГБ изгоняли с работы, как людей, не пользовавшихся политическим доверием. Являясь негласными помощниками госбезопасности, агенты, естественно, оставались на своей работе и продолжали выполнять обычные функции, добавляя к ним выполнение заданий, получаемых от спецслужб. Питовранов привлек на работу в ТПП бывшего заведующего одной из кафедр Высшей школы КГБ Николая Князева, поручив ему ведать кадрами ТПП. В резидентуре ("Фирмы"), он являлся заместителем ее руководителя и занимался контрразведкой. В дополнение к Князеву Питовранов взял на работу в "Фирму" еще одного своего бывшего сослуживца – Хачика Оганесяна, советника Питовранова во время его службы в ГДР, где Питовранов был главой представительства КГБ. Оганесяну Питовранов поручил заниматься вопросами разведки. Агентурная пара Наталья Петрова – Серуш Бабек, как и пара Серуш Бабек – Шабтай Калманович за рубежом тоже трудились в интересах "Фирмы" Питовранова. За короткий срок они заработали для группы Питовранова огромные денежные средства, сами при этом сказочно разбогатев. После кончины Бабека в 1992 году его дело продолжила вдова Бабека Наталья Петрова, ставшая, благодаря этому, одной из самых состоятельных женщин России (жила она теперь на две страны – в России и в Швейцарии). По словам Александра Киселева, в середине 1970-х годов "Фирма" стала самостоятельным отделом спецопераций (финансовая разведка, отдел "Ф") управления "С" (нелегальная разведка) ПГУ КГБ СССР под общим руководством Питовранова (числившегося старшим консультантом) и оперативным руководством начальника отдела полковника (позднее генерал-майора) Киселева. Восхождение Юрия Андропова Работа в отделе "Ф" сблизила Питовранова и Андропова. Киселев в своей книге "Сталинский фаворит с Лубянки" не без патетики отмечал, что атмосфера встреч Андропова и Питовранова была "не просто товарищеской, но искренне уважительной, даже возвышенно-сердечной. В приватной обстановке Юрий Владимирович обращался к Евгению Петровичу не иначе, как Женя и даже Женечка". Николай Добрюха, историк и публицист, после отставки с поста председателя КГБ Владимира Семичастного (в 1967 году) и Владимира Крючкова (в 1991 году), помогал им в написании мемуаров и статей. Крючков, по словам Добрюхи, говорил: "Я слышал от Андропова, что [Никита] Хрущев, приступив к разоблачению Сталина, до этого сам настолько погряз в крови, что не ему было открывать рот. Да и в отношении [Лаврентия] Берии, по словам Юрия Владимировича, Никита Сергеевич наплел много такого, чего и не было. Поэтому, говорил мне Андропов, когда-то объективный подход к Берии будет восстановлен. Относительно Сталина Андропов твердо придерживался мнения, что обязательно настанет день, когда имя Сталина будет достойно отмечено всеми народами... В отличие от Хрущева [Андропов] преступником Сталина не называл". Биография Андропова по сей день – загадка. Неизвестно, кто был отцом Андропова. Остается невыясненным и вопрос о его национальности и социальном происхождении. При вступлении Андропова в партию в 1937 году в отношении него велось партийное дознание, так как по его анкете возникало достаточное количество вопросов. Четыре раза Андропову пришлось давать объяснения. С учетом того, что он открестился от еврея-деда, бывшего купцом-ювелиром, и смог предстать пролетарием с правильной биографией, в партию он все же был принят. Андропов сумел, не участвуя в боевых действиях партизан в Карелии в период ее оккупации гитлеровскими войсками, прославиться, как организатор партизанского движения. Бывший первый секретарь Карело-Финского обкома ВКП (б) Геннадий Куприянов, в годы войны член Военного Совета Карельского фронта, организатор подполья и повседневный руководитель подпольных райкомов, вспоминал, что во время войны вопрос об отправке Андропова на работу в подполье ставился несколько раз. "Но Юрий Владимирович сам не просился послать его на войну, в подполье или партизаны, как настойчиво просились многие работники старше его по возрасту. Больше того, он часто жаловался на больные почки. И вообще на слабое здоровье. Был у него и еще один довод для отказа отправить его в подполье или в партизанский отряд: в Беломорске у него жила жена, она только что родила ребенка. А его первая жена, жившая в Ярославле, забрасывала нас письмами с жалобой на то, что он мало помогает их детям, что они голодают и ходят без обуви, оборвались (и мы заставили Юрия Владимировича помогать своим детям от первой жены). ...Все это вместе взятое не давало мне морального права применить высшую силу, высшее право послать Ю. В. Андропова в партизаны, руководствуясь партийной дисциплиной. Как-то неудобно было сказать: "Не хочешь ли повоевать?". Человек прячется за свою номенклатурную бронь, за свою болезнь, за жену и ребенка". Нелестные слова об Андропове Куприянов написал после нескольких лет пребывания в тюрьме в связи с так называемым "Ленинградским делом" 1948 года, причем арестован Куприянов был отчасти из-за Андропова. "В июле 1949 года, – вспоминал Куприянов, – когда руководящие работники Ленинграда были уже арестованы, [Георгий] Маленков начал присылать к нам в Петрозаводск комиссию за комиссией, чтобы подбирать материал для ареста меня и других товарищей, ранее работавших в Ленинграде. Нас обвиняли в следующем: мы, работники ЦК КП... политически близорукие люди, носимся с подпольщиками и превозносим их работу, просим наградить их орденами. А на самом деле каждого из тех, кто работал в тылу врага, надо тщательно проверять и ни в коем случае не допускать на руководящую работу. Кое-кого и арестовать! Я сказал, что у меня нет никаких оснований не доверять людям, что все они честные и преданные партии, что свою преданность Родине они доказали на деле, работая в тяжелых условиях, рискуя жизнью. Весь этот разговор происходил в ЦК партии Карелии, присутствовали все секретари. Я сказал, ища поддержки у своих товарищей, что вот Юрий Владимирович Андропов, мой первый заместитель, хорошо знает всех этих людей, так как принимал участие в подборе, обучении и отправке их в тыл врага, когда работал первым секретарем ЦК комсомола, и может подтвердить правоту моих слов. И вот, к моему великому изумлению, Юрий Владимирович встал и заявил: "Никакого участия в организации подпольной работы я не принимал. Ничего о работе подпольщиков не знаю. И ни за кого из работавших в подполье ручаться не могу." …Спорить было бесполезно. Андропов, как умный человек, видел, куда клонится дело, и поспешил отмежеваться. А ведь до этого в течение десяти лет у нас не было с ним разногласий ни по одному вопросу... В 1950 году, после моего ареста, некоторые из подпольщиков были арестованы, некоторые сняты с работы по инициативе Ю.В. Андропова. Их всех огульно подозревали. Андропов очень быстро приспособился к обстановке, получил большое доверие Маленкова, Берии и Ко. Именно “за решительное выкорчевывание куприяновщины, ликвидации вредительской деятельности Куприянова и разоблачение приверженцев Куприянова" Андропов спустя год после моего ареста пошел на повышение, добрался до большой власти". История ареста Куприянова стала классическим примером сталинских расправ с номенклатурными партийными работниками и военными. 15 марта 1950 года Куприянов был арестован и этапирован в Москву, через два дня заключен в Лефортовскую тюрьму, где подвергался допросам, избиениям и пыткам. В октябре 1950 года следствие завершилось и Куприянов был приговорен к высшей мере наказания, но вскоре получил отсрочку из-за отклонения Сталиным требования Маленкова о расстреле. Был помещен в камеру смертников. 17 января 1952 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Куприянова к 25 годам исправительно-трудовых работ с конфискацией всего имущества. Куприянов был отправлен в Интинский лагерный пункт №5 (Коми АССР). Однако уже в июле 1952 года приговор был изменен на тюремное заключение, а 18 августа за отсутствием состава преступления по ранее предъявленным статьям и после переквалификации обвинения приговор был смягчен до 10 лет тюремного заключения без конфискации имущества. Жена Куприянова Вера была осуждена за недоносительство органам о вредительстве мужа, срок наказания отбывала в Верхнеуральском политизоляторе. Старшие дети Виктор и Роза были сосланы в Джамбул (Казахская ССР). Младшая дочь Галя была помещена в колонию для детей врагов народа. Весной 1953 года, после смерти Сталина, семье разрешили вернуться в Ленинград. 18 января 1956 года Куприянова помиловали решением Президиума Верховного Совета СССР со снятием судимости. 23 марта 1956 года он был освобожден и вернулся в Ленинград. Реабилитирован 31 июля 1957 года, восстановлен в партии и в звании генерал-майора. Ему возвращены награды и назначена персональная пенсия союзного значения. В 1957–1959 годах работал директором дворцов и парков в Пушкине, в 1960–1965 годах – директором ломбарда в Петроградском районе Ленинграда. Его ученик Андропов 21 июня 1951 года был переведен на работу в аппарат ЦК КПСС в качестве инспектора, контролировавшего работу партийных организаций прибалтийских республик. Начиналось его восхождение к вершинам власти в партии и стране. Оказавшись во главе КГБ, будучи совершенно неготовым для занятия новой для себя и крайне ответственной работы, Андропов испытывал обоснованное чувство тревоги. Опасений добавляло отсутствие у него своей команды, на которую он бы мог опереться. Не могло не тревожить и то, что осторожный Брежнев, пришедший к власти в результате переворота, окружил вновь назначенного главу КГБ своими доверенными людьми. В заместителях Андропова оказался Семен Цвигун, занимавший пост заместителя председателя КГБ Молдавской ССР, когда первым секретарем ЦК КП Молдавии был Брежнев. На должность зампреда КГБ Цвигун был переведен с поста председателя КГБ Азербайджанской ССР. Другим доверенным человеком Брежнева в КГБ был его давний сослуживец по Днепропетровску Георгий Цинев, возглавлявший в центральном аппарате госбезопасности военную контрразведку. Одновременно с назначением Андропова на должность главы ведомства Цинев стал членом коллегии КГБ. Одним из ценных качеств Цинева для Брежнева являлся тот факт, что он был женат на сестре жены Брежнева. Перестраховываясь, Брежнев назначил начальником управления кадров КГБ еще одного земляка из Днепропетровска – Виктора Чебрикова. Через год тот стал одним из заместителей Андропова. Андропов был вынужден искать, на кого бы он мог положиться в новом для себя деле. Ему необходимы были советы профессионалов. Знакомство с опытным чекистом, бывшим заместителем министра госбезопасности Питоврановым оказалось для него более чем кстати. Питовранов, вспоминая первую свою встречу с назначенным на пост председателя КГБ Андроповым, рассказывал: "После того, как Андропов был назначен председателем Комитета госбезопасности, через несколько дней мне позвонили и попросили явиться в ЦК. ...Юрий Владимирович провел со мной продолжительную беседу. Она касалась очень многих тем: работа органов на местах, в центре, как центр руководит местными органами, как координируется работа разведки и контрразведки – в общем была обзорная беседа о том, как и чем живет Комитет госбезопасности". По словам Питовранова, заключение беседы было для него неожиданным. Андропов ему якобы сказал следующее: "Мне известно, что у товарища Сталина твердо сидела в голове мысль о том, что нам нельзя ограничиваться той структурой разведывательной работы, которая существует на сегодня. Должны быть какие-то возможности перепроверки данных, получаемых по линии разведки КГБ, по линии ГРУ. Нужно какое-то дополнение к тому, что они делают. Так, чтобы это было и конспиративно, и полезно для государства. Подумай над тем, какую структуру, параллельную существующим органам госбезопасности, можно было бы предложить. Но прежде всего нужно все взвесить, обдумать и решить принципиально, стоит это делать или не стоит". "Это очень сложный вопрос, – ответил Питовранов. – У меня пока по полочкам не разложилось, в каком направлении я должен думать. Каким временем я располагаю?". "Неделя-полторы, – резюмировал Андропов. – Сюда больше не приходи. Позже я скажу, куда явиться". Конспиратор Андропов Конспиративные встречи Питовранова с Андроповым происходили регулярно. В них был свой резон. Георий Цинев и Семен Цвигун – заместители Андропова в КГБ – следили за тем, кого принимал Андропов, и без приглашения являлись к нему в кабинет (с высоким потолком и бюстом Дзержинского, на третьем этаже здания Лубянки). Андропов понимал, что за каждым его шагом следят. К кабинету председателя КГБ можно было пройти через главный подъезд, имевший номер "один". Мало кому было известно, что попасть в кабинет председателя КГБ можно было и из внутреннего двора огромного здания на Лубянке. Во внутренний двор можно было проехать на автомобиле через двойные поочередно открывающиеся ворота, после чего узким проездом следовало проехать в крайний правый угол здания, где располагался выход во двор здания из кабинета председателя КГБ. Туда вел отдельный лифт, которым мог воспользоваться только сам глава ведомства или его приближенные. Во времена Андропова практически вплотную к этому выходу всегда стояла черная "Волга" с тщательно зашторенными боковыми окнами и окном заднего вида. Автомобиль только по внешнему виду был "Волгой". В действительности это была модификация спецавтомобилей для перевозки партийно-государственной элиты – "Чайки" и ЗИЛа, с мощным двигателем в 315 лошадиных сил, трехступенчатой автоматической коробкой передач и непробиваемыми покрышками колес. Водителем этого автомобиля неизменно был помощник Андропова Евгений Калгин, который пришел вслед за своим шефом из ЦК КПСС. В основном этот автомобиль использовался Андроповым для выезда на конспиративные встречи. Перед выездом на них Андропов неизменно гримировался и менял свой обычный гардероб. Он не хотел быть узнанным при посещении домов, в которых располагались конспиративные квартиры КГБ. В целях конспирации перед выходом Андропова к автомашине сотрудники комендатуры, осуществлявшие охрану здания, до момента выезда автомашины со двора или же до момента выхода пассажира, прибывшего во внутренний двор здания КГБ, никого не допускали во внутренний двор. Кого перевозит автомобиль, они могли только догадываться. Для официальных же выездов Андропова использовался совсем иной автомоболь – ЗИЛ-115. Подобные автомобили закреплялись исключительно за членами и кандидатами в члены Политбюро ЦК КПСС. Водителями-охранниками таких автомобилей были офицеры 9-го управления КГБ. Так, водитель генсека Брежнева имел звание подполковника. Андропов, не имевший друзей, полюбил тайную жизнь своего ведомства. Составной частью этой жизни были агенты и резиденты, явочные и конспиративные квартиры, средства визуального и слухового контроля за людьми и служба наружного наблюдения. Андропов любил встречаться с людьми на конспиративных квартирах, садился к накрытому столу, выпивал рюмку своего любимого рейнского вина Liebfraumilch, которое ему строго-настрого запрещали врачи, закусывал опять же любимыми малюсенькими, с палец, слоеными пирожками с капустой и спрашивал: "Ну, рассказывайте, что там у вас". Слушал очень внимательно, время от времени помечая что-то на листке бумаги. Если предлагалось несколько вариантов и требовалось его решение, Андропов надолго задумывался. В бытность Андропова послом в Венгрии в 1956 году, во время антисоветского восстания, его жена и сын были свидетелями жестоких казней восставшими коммунистов и сотрудников спецслужб. В устрашение сотрудников советского посольства тела казненных вешались на фонарных столбах и деревьях вниз головой, напротив здания посольства. Существует версия, что сын Андропова Игорь был похищен повстанцами и освобождали его бойцы советского спецназа, которыми руководил будущий глава КГБ Азербайджана, а в последующем и глава республики Гейдар Алиев, которому после венгерских событий патронировал Андропов. Насколько правдива версия о похищении сына Андропова и его счастливом освобождении – неизвестно. Но известно, что венгерские события оставили в душе Андропова и членов его семьи глубокий след. Жена Андропова – Татьяна Лебедева – стала наркоманкой. Сын Игорь злоупотреблял спиртным. Советский дипломат Олег Гриневский, хорошо знавший Игоря Андропова, вспоминает: "Очень скоро я понял, что имел в виду его отец, когда просил быть с ним [c Игорем] построже. Вокруг него действительно вилась свора псевдодрузей, постоянно зазывая его то в баню, то в ресторан, то на презентацию, то еще куда-нибудь, где можно было хорошо выпить... Он и сам догадывался, чего стоят все эти люди. Не раз я видел его поздно вечером после хорошего поддатия грустным и каким-то опустошенным" (О. Гриневский. "Перелом. От Брежнева к Горбачеву". – Попов). Андропов в годы, когда он возглавлял КГБ, работал без выходных. Возможно, к этому его вынуждало желание избежать контроля со стороны соглядатаев Брежнева – Цвигуна и Цинева – и стремление освободиться от тягостной семейной обстановки. Формой отдыха для Андропова были его секретные встречи, хотя собеседники Андропова, как правило, считали эти встречи сугубо деловыми. Одним из таких собеседников был академик Евгений Чазов, ставший в 1967 году руководителем 4-го главного управления при Министерстве здравоохранения СССР. В 1968 году Чазов стал заместителем министра, а в 1987 году – министром здравоохранения СССР. Он непосредственно руководил лечением генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева, председателя КГБ и генсека Андропова, а после его смерти – сменившего Андропова Константина Черненко. Под контролем Чазова находилось лечение всех высших должностных лиц партии и правительства СССР. Он знал обо всех их недугах и многих семейных тайнах советских вождей. То, что знал Чазов, не было секретом еще для одного человека: начальника 5-го управления КГБ генерала Филиппа Бобкова, агентом которого был Чазов. С момента создания 5-го управления КГБ данное подразделение в числе других объектов оперативного обеспечения курировало Министерство здравоохранения СССР, в подчинении которого находилось в том числе 4-е главное управление при Минздраве СССР. В 1980 году в Минздраве была введена должность офицера действующего резерва КГБ. Должностью прикрытия являлась позиция помощника министра здравоохранения. Занимал ее до конца 1980-х годов сотрудник 1-го отделения 11-го отдела 5-го управления КГБ полковник Александр Тырлов. Сменил его бывший заместитель 11-го отдела 5-го управления КГБ полковник Константин Дианов. Группа генералов во главе с Питоврановым, включавшая в себя его лучших учеников – первого заместителя начальника ПГУ Бориса Иванова и руководителя идеологической контрразведки Филиппа Бобкова – обладала самой точной информацией и о том, что происходило в высших руководящих структурах страны, и о состоянии здоровья кремлевских лидеров. Питовранов, кроме того, имел еще и личные контакты с руководителем страны Брежневым. Изначальное их знакомство внешне носило случайный характер. Авторы книги "Чекисты Сталина" пишут: "Недавно, в воскресный день, сосед по этажу Цинев, кстати – первый заместитель Андропова и давний подчиненный Питовранова по контрразведке и еще более давний приятель Брежнева по довоенному еще Днепропетровску, пригласил его [Питовранова] на партию в домино. К нему по старой памяти заехал Брежнев "постучать костяшками". Подъехал зять Цинева, а четвертого партнера не нашлось, пригласили Питовранова" (В.Н. Степанков, А.В. Киселев, Э.П. Шарапов. "Чекисты Сталина". Издательский дом "Нева", 2006. – Попов). Забивая "козла" с Брежневым в компании с его прихвостнями, Питовранов осознавал всю никчемность руководителя партии и государства и его невысокий интеллектуальный уровень. Нужен был новый лидер, способный вывести страну из тупика. Таким человеком Питовранов видел Андропова, причем в этом Питовранов был не одинок. Вот что пишет известный ортодоксальный коммунистический автор, редактор газеты "Завтра" Александр Проханов: "Одной из главных, загадочных, неизученных и нераскрытых фигур русской истории является подлинный теоретик и отец перестройки – шеф КГБ, а затем генсек КПСС Юрий Андропов. Андропов является великой, странной, демонической фигурой ХХ века. Андропов, этот всемогущий глава Комитета госбезопасности, долгое время, как теневой модератор, влиял на процессы внутри партии, а затем, одержав гигантскую аппаратную победу, встал во главе страны. С приходом Андропова КГБ стал управлять советами, партией, экономикой и культурой. Этот триумф разведки мгновенно изменил внутреннюю структуру власти" (А. Проханов. "Тайна перестройки". Газета "Завтра", № 26, 30 июня 2010 г. – Попов). Кое-где в воспоминаниях об Андропове проскальзывают утверждения, что, проживи он подольше, прогрессивные процессы, которые начали обозначаться и которые созревали в обществе, привели бы к определенной трансформации государственной системы. Это заблуждение. Ни государственный строй, ни социалистические принципы при Андропове не претерпели бы изменений. Не будучи либералом, Андропов выбрал себе советником бывшего сталинского замминистра госбезопасности Питовранова, которому удалось окружить Андропова своими верными учениками – Борисом Ивановым, Бобковым и его надежной агентурой, в числе которой был, столь необходимый "кремлевским старцам", врач Чазов.
Николай Былков: Записки бывшего подполковника КГБ: Французская "фирма" Андропова и Питовранова "Фирма" ч.2. Александр Сахаровский и побег Олега Лялина В августе 1971 года в Лондоне исчез старший инженер советского торгпредства Олег Лялин, бывший в действительности сотрудником отдела "В" управления "С" нелегальной разведки ПГУ КГБ. Лялин перешел на сторону англичан, с которыми, как позднее выяснилось, он сотрудничал несколько лет. После измены Лялина отдел получил название "8-го". Но направление деятельности отдела не претерпело изменений – спецоперации за рубежом. Именно при этом отделе действовала резидентура Питовранова. Воспользовавшись изменой Лялина, Андропов по совету Питовранова сделал важную кадровую перестановку. Александр Сахаровский – в тот период начальник ПГУ КГБ – хоть и поддерживал "Фирму" Питовранова, но с самим Питоврановым сближаться не хотел. 1-й заместитель начальника Сахаровского – Борис Иванов – неоднократно предлагал Сахаровскому встретиться с Питоврановым, но Сахаровский отказывался. Многоопытный Сахаровский предполагал, что не все "чисто" в делах питоврановской "Фирмы", и сознательно уклонялся от участия в ее практической деятельности. Однако его осторожность не пошла ему на пользу. После побега Лялина Питовранов настоял на замене несговорчивого Сахаровского Владимиром Крючковым, ставшим новым руководителем ПГУ КГБ. Но отношения с Крючковым у Питовранова не наладились. По словам Питовранова, их отношения "были подпорчены тем, что он очень ревниво относился к моей работе с Юрием Владимировичем. Он и раньше был отчасти в курсе наших задач, но никогда не был осведомлен о них в полном объеме – это его страшно нервировало. Он начальник разведки и не знает, что именно мы сообщаем председателю КГБ. Совпадает наша информация с его докладами или нет? Не сообщаем ли мы то, что его резидентуры проморгали? Он все время боялся остаться с носом... Наше подразделение было ежом, на котором Крючкову приходилось сидеть. Руководство ПГУ пыталось перейти с некоторыми нашими сотрудниками на более доверительные отношения. Пришлось поговорить с ними, спросить: "Не за председателем ли Комитета [Андроповым] вы собрались присматривать?". Компромат на Юрия Брежнева Андропов давал Питовранову самые деликатные поручения. В 1974 году Питовранов выяснял ситуацию в Португалии после произошедшей там революции и падения диктатуры Антониу ди Салазара. Затем умело поссорил лидера Югославии Иосифа Броз Тито с лидером итальянских коммунистов Энрико Берлингуэром, идеологом еврокоммунизма. Резидентура, возглавляемая Питоврановым, активно устанавливала контакты в коммунистических партиях социалистических стран, тем самым подменяя собой международный отдел ЦК КПСС. Через свою резидентуру Питовранов собирал компромат на тех, кто мог помешать в достижении намеченных целей. В поле его зрения постоянно находился сын Брежнева Юрий, занимавший пост первого заместителя министра внешней торговли СССР. Было известно об алкоголизме Юрия, злоупотреблении служебным положением – крупных взятках от иностранных партнеров, заключивших с ним контракты, выгодные им, а не советскому государству. Одной из таких взяток был мебельный гарнитур из ста предметов, в стиле антик, инкрустированный полудрагоценными камнями. Тем не менее это не мешало сыну Брежнева занимать высокий пост и быть кандидатом в члены ЦК КПСС. Компрометация сына Брежнева бросала тень на его отца. Как всегда в подобных случаях, компрометирующую информацию Питовранов докладывал Андропову напрямую, минуя руководство разведки. Но однажды заболевший Андропов передал агентурное сообщение о мебельном гарнитуре, полученном Юрием Брежневым в качестве взятки, одному из своих помощников, а тот, умышленно или случайно, передал документ зампреду КГБ СССР Циневу, доверенному человеку Брежнева. Цинев был в ярости. Сотрудникам КГБ внутренними приказами в категорической форме запрещалось собирать информацию на высокопоставленных советских и партийных руководителей. Если же такие материалы появлялись, они подлежали немедленному уничтожению. Отход от этого правила мог стоить нарушителю карьеры. В данном случае ведомственный приказ был нарушен в отношении кандидата в члены ЦК КПСС и сына генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева. Случай был беспрецедентный. Начальнику ПГУ Крючкову пришлось оправдываться перед Циневым, хотя компромат на Юрия Брежнева уничтожать все-таки не стали, несмотря на внутриведомственные приказы и требования Цинева. Крючков сделал вид, что не был в курсе операции и содержания документов, и отдал генералу Александру Киселеву приказ документы уничтожить. Киселев доложил Крючкову "о выполнении приказа", но на самом деле документы не уничтожил. Андропов в те дни "лежал в больнице" и доступа к нему не было. "Беспокоить его через помощника, – писал Киселев, – представлялось просто нелепым, ибо по существу проблема была надуманной и совершенно пустячной". Питовранов в это время "работал где-то в Африке" как участник очередного "симпозиума". Первый заместитель начальника ПГУ Борис Иванов оказался в тот момент в Соединенных Штатах. Все разбежались. Поэтому Киселев решил, что ему следует дождаться возвращения из-за границы своих непосредственных руководителей: "Почему я должен был уничтожить такое содержательное агентурное сообщение, мне было непонятно", – с поддельной наивностью вспоминал Киселев (М. Юнге, "Чекисты Сталина". – Попов). Разумеется, "проблема" не была "пустячной". За эту "пустячную проблему" можно было быть уволенным со службы, но Киселева это не смущало. Начальник ПГУ КГБ генерал Крючков, не говоря уже о зампреде КГБ генерал-полковнике Циневе, исполнявшем обязанности председателя КГБ в период болезни Андропова, для Киселева начальниками не были. Питовранов определил обязанности полковника Киселева следующим образом: "В наши проблемы посвящен лишь один человек"... Имелся в виду помощник Андропова Евгений Калгин. "Только с ним и будете решать все организационные вопросы. Подчеркиваю – организационные, и только. Оперативные, информационные и прочие, принципиально важные, будем докладывать не иначе как лично Юрию Владимировичу. Это жесткая установка" (А. Киселев. "Сталинский фаворит с Лубянки". Изд. "Нева", 2003. С. 115). Здесь интересна еще и система неформального подчинения: действующий офицер советской разведки, проигнорировавший приказ исполняющего обязанности председателя КГБ Цинева и приказ начальника ПГУ Крючкова, гордится тем, что следовал исключительно указаниям отставного генерала Питовранова. К тому же начальник 8-го отдела управления "С" полковник Киселев совершил должностной подлог. Документы, подлежащие уничтожению в соответствии с приказами КГБ СССР, уничтожались по специально составленному акту, который подписывался в обязательном порядке тремя офицерами, в присутствии которых отобранные документы уничтожались. Докладывая об уничтожении документов, полковник Киселев представил заведомо ложный акт об уничтожении документов, принудив к подписанию "липового" акта своих подчиненных. Полковник Киселев хорошо знал об уровне и направлении деятельности Питовранова, поэтому важным для него было не порицание формальных руководителей – Крючкова и Цинева – и не совершение Киселевым уголовно наказуемого должностного подлога, а похвала пенсионера госбезопасности Питовранова, в будущее которого Киселев верил и в дом которого был вхож: "Почти тридцать лет я был нередким гостем в этой семье", – писал он о дружбе с Питоврановым (А. Киселев. "Сталинский фаворит с Лубянки". – Попов). Киселев знал, что Питовранов в беде преданных ему подчиненных не оставляет. Когда заместитель отдела в ПГУ Александр Хлыстов по приказу Крючкова за три часа был уволен из КГБ за нелестные отзывы о Брежневе, высказанные в узком кругу близких знакомых, Питовранов назначил его руководителем одного из подразделений ТПП. В 1991 году Хлыстов занял пост министра торговли в первом российском правительстве. Через несколько лет, в июне 2005 года, он был избран председателем совета директоров ОСАО "Россия". Приблизительно в тот же период, что и Хлыстов, за несколько часов был уволен из КГБ заместитель начальника 11-го отдела 5-го управления КГБ полковник Павел Зимин. Вина Зимина заключалась в негативных репликах о генсеке Брежневе, высказанных в узком кругу.»
Хасан: PS. Извини, Хасан, за добавление от Медведковой и её мысли с твоими созвучны: «я считаю коммунистическое и социалистическое общественное устройство более гуманным, чем капиталистическое. Это мое личное мнение и я могу обосновать его.» «Коммунизма у нас еще не было, поэтому рано Вы его «сгноили». И советская власть стала тоталитарной только потому, что у неё слишком много врагов было. Назовите мне такую власть, которая не борется с оппозицией. это было единственное время, когда простому человеку жилось лучше всего. коммунизм и социализм «стоят» на более высокой ступеньке эволюционной лестнице, чем капитализм?» «Проблемы не мы придумываем. Их для нас на Западе придумывают. Да, иезуиты сейчас вольготно чувствуют себя в России (жаль, что Петра Великого и Сталина на них нет!)…» «Кстати, я не думаю, что Вы сможете назвать страну, с более свободными СМИ, чем у нас.» «Украинская нация, созданная на основе вольного запорожского казачества, не способна пока еще создать свою собственную государственность, и Вы это должны бы давно понять. Украина (как государство) может нормально существовать и развиваться только в составе другого, более сильного соседнего государства. К сожалению, этого не смогли понять даже самые образованные умы, ну а необразованные не будут даже пытаться понять. Пока они объединены и вместе, они будут дружно скакать, кричать кричалки, типа москаляку на гиляку, а когда останутся наедине с собой, будут «тихо сходить с ума», не понимая, что происходит.» «А как же русские теософы смогут побрататься с англосаксами, зная, что англосаксы ненавидят русских?»
Николай Былков:
Николай Былков: Записки бывшего подполковника КГБ: Помощь Афганистану и странам Африки в обмен на драгоценности и наркотики Бывший сотрудник КГБ СССР Владимир Попов, который с 1972-го по 1991 год курировал выезжающих за границу, творческие союзы и международное спортивное сотрудничество, недавно завершил работу над документальной книгой "Заговор негодяев. Записки бывшего подполковника КГБ". Подготовка вторжения в Афганистан 17 апреля 1978 года в Кабуле был застрелен видный деятель Народно-демократической партии Афганистана (НДПА) Мир Акбар Хайбара. Через два дня, 19 апреля, в столице Афганистана прошла мощная демонстрация против режима Мухамеда Дауда, причем число демонстрантов превысило 20 тысяч человек. По приказу Дауда были арестованы другие видные деятели НДПА – Нур Мухаммед Тараки, Бабрак Кармаль и Хафизулла Амин. Последнему, однако, удалось привлечь на свою сторону военных, осуществивших государственный переворот, вошедший в афганскую историю как "апрельская революция". Режим Дауда пал. С 1-го по 9 сентября 1978 года в Гаване проходила 6-я конференция глав государств и правительств неприсоединившихся стран. От Афганистана в конференции участвовал новый руководитель Афганистана Тараки. 9 сентября на обратном пути он остановился в Москве для встречи с Леонидом Брежневым. Брежнев остался этой встречей доволен. Тем не менее по прилете в Кабул в тот же день, 9 сентября, Тараки был задушен подушкой по приказанию Амина верными Амину офицерами армии. Власть в Афганистане захватил Амин, что было неожиданностью для советской разведки и политического руководства СССР. Амин в СССР не устраивал всех. Генерал-майор Василий Заплатин был направлен в Афганистан в мае 1978 года в качестве советника начальника Главного политуправления афганской армии. Он вспоминал, что "штурм дворца Амина и последующий ввод советских войск в Афганистан преследовал одну-единственную цель: убрать тогдашнего главу государства Хафизуллу Амина и привести к власти Бабрака Кармаля. Руководство СССР почему-то было убеждено, что только Кармаль в состоянии консолидировать общество, прекратить гражданскую войну, сохранить Афганистан дружественной нам страной. Амину доверия, особенно после убийства им предыдущего президента Тараки, совершенно не было". В НДПА на момент ввода советских войск в страну существовало две фракции: "Парчам" ("Знамя") и "Хальк" ("Народ"). Фракция "Парчам" представляла немногочисленную афганскую интеллигенцию, в то время как "Хальк" объединяла в своем составе многочисленное крестьянство и незначительный "пролетариат". Между лидерами фракций Кармалем и Амином шла непримиримая борьба за власть. В результате этой борьбы Кармаль после "апрельской революции", летом 1978 года, был отправлен послом в Чехословакию, а осенью был смещен с этого поста и остался в эмиграции. При создании партийных организаций в афганской армии насчитывалось всего 1973 члена НДПА, из них 6% принадлежало к фракции "Парчам", 94% – к фракции "Хальк". В период, когда партия находилась в подполье, Амин вел в армии подпольную работу. С той поры традиционно его влияние там было значительным. При этом Амин был абсолютно просоветским политическим лидером. К СССР Амин относился с уважением и стремился все советское внедрять у себя без всяких колебаний, хотя это не всегда соответствовало специфическим условиям Афганистана и политической обстановке. У него было два святых праздника в году, когда он мог позволить себе употребить спиртное: 7 ноября и 9 Мая. На свое несчастье, Амин дважды учился в США. В 1957 году обучался в Колумбийском университете и по окончании обучения получил диплом магистра по специальности "организация и управление школьным образованием". В 1962 году Амин вернулся в Колумбийский университет с целью подготовки докторской диссертации. В 1963 году его избрали главой землячества афганских студентов. Основой его деятельности была организация различных акций в поддержку действий афганского правительства по созданию государства Пуштунистан. Амин был по происхождению пуштуном и являлся ярым националистом. Не завершив написание докторской диссертации, Амин в 1965 году вернулся в Афганистан. По его словам, он был выслан властями США по политическим мотивам. Факт обучения Амина в Колумбийском университете дал повод Борису Иванову обвинить Амина в принадлежности к агентуре ЦРУ. Иванов сообщил Андропову, что Амин "является американским агентом". Этой же точки зрения со ссылкой на "наших чекистов" как на источник информации придерживался теперь и секретарь ЦК КПСС по международным дела Борис Пономарев. Соответственно, информация о том, что Амин сотрудничает с американской разведкой, была доведена до Брежнева. Одновременно Иванов и Питовранов донесли информацию о том, что в агентурном аппарате ЦРУ состоит советский посол в Канаде Александр Яковлев, который тоже обучался в Колумбийском университете. Обвинения в вербовке иностранной разведкой было крайне трудно отмести по причине отсутствия достоверных данных. Ни одна спецслужба мира не подтвердит, но и не будет отрицать принадлежность к своему агентурному аппарату. По этой причине приклеенный ярлык агента спецслужб был практически несмываем. Этим проверенным приемом умело пользовались в нужных им целях генералы КГБ Иванов и Питовранов. Иванов оклеветал Амина, а учитывая то, что донесения Иванова имели серьезные международные последствия, иначе как провокацией действия Иванова в отношении Афганистана назвать невозможно. Амин был абсолютно просоветским политическим деятелем. Об этом говорят многочисленные источники, в том числе и воспоминания его соратников, единомышленников и современников. Да, он когда-то учился в США. Но это было его единственное "прегрешение". Абдул Карим Мисаки, министр финансов в правительстве Афганистана в 1989–1990 годах, вспоминал, что "Амин никогда не был агентом ЦРУ. Он был коммунистом. Он очень любил Сталина и даже старался ему подражать. Не могу отказать ему в таланте крупного организатора, правда, оговорюсь, что прогресса во всем он стремился добиться очень быстро". Посол СССР в Афганистане с 1979-го по 1986 год Фикрят Табеев сказал как-то, что "Амин такой же агент ЦРУ, как Берия – британский шпион". А по словам бывшего заместителя резидента КГБ в Кабуле в период, предшествующий вводу советских войск в Афганистан, полковника Александра Морозова, "Амин цитаты для своих выступлений находил в сталинском "Кратком курсе истории ВКП(б)", который всегда был у него под рукой. В кабинете Амина в его дворце висел большой портрет Сталина. Борис Иванов, увидев этот портрет, сказал Амину, усыпляя его бдительность: "Товарищ Амин, я тоже сталинист!". Иванов не "усыплял бдительность" Амина. Он действительно был сталинистом. Шараи Джаузджани, один из руководителей НДПА, вспоминал, что Амин "в политике занимал крайне левые позиции. Догматик. Всячески способствовал своему культу и был абсолютно нетерпим к инакомыслию, искоренял его беспощадно. Предлагал устроить Афганистан по советскому образцу, настаивал на включении в нашу конституцию тезиса о диктатуре пролетариата", но советские "советники сумели отговорить его от такой очевидной глупости" (Александр Ляховский. Трагедия и доблесть Афганистана. Изд. Норд, 2004). Советские страхи о вовлеченности США в афганскую политику Амина тоже оказались безосновательными. Вот что сообщает писатель и журналист Леонид Млечин: "Афганистан был абсолютно на периферии американского внимания, и мы располагаем документальными исследованиями. Дело в том, что когда иранские студенты в Тегеране захватили здание американского посольства, то они обнаружили там всю документацию, все шифротелеграммы из кабульского посольства в США. Копии шли в Тегеран. Весь поток шифротелеграмм из кабульского посольства издан. И видно, что американцы практически не имели никаких интересов в Афганистане и ничего там не делали – есть документальные свидетельства" (Программа "Осторожно, история", "Эхо Москвы", 10 января 2010 г. – Попов) Информация о том, что Амин является ставленником Америки, проверялась и по линии Генштаба советской армии, но никакой компрометирующей Амина информации найдено не было. Военный специалист, бывший главный военный советник вооруженных сил Афганистана генерал-лейтенант Лев Горелов вспоминает: "Мы тщательно это выясняли, искали доказательства, целое расследование провели, но подтверждений не получили. Амин, хотя и учился в США, служил своему народу и боролся, как и другие афганские лидеры и до него и после него, за власть" (Интервью Льва Горелова газете "Бульвар Гордона" от 22 декабря 2009 г. – Попов). К лету 1979 года сформировалась так называемая четверка молодых министров, в которую входил министр обороны Мохаммад (Мухаммед) Ватанджар. Неформальным лидером "четверки" – чаще ее называли "бандой четырех" – был руководитель Службы государственной безопасности Асадулла Сарвари. В нее также входили министр связи Саид Мохаммад Гулябзой и министр по делам границ Маздурьяр Шерджан. На их совести и была ссора Тараки с Амином, повлекшая разногласия внутри самой фракции "Хальк", покушения на Амина и мятежи в ряде армейских гарнизонов. Все это не обходилось без влияния советских спецслужб. Представители КГБ в Кабуле опекали этих "раскольников", получали от них не соответствующую действительности информацию о положении дел в армии, снабжали этой информацией советских руководителей. В конце концов эта четверка, рассорившись с Амином в Афганистане, была тайно переправлена в СССР. Оценка советскими военными и спецслужбами о положении дел в Афганистане и афганской армии была противоречивой, и, несмотря на это, доносилась руководству СССР. Не сгладил противоречий даже приезд в Кабул Пономарева. На одном из совещаний с его участием дело дошло до того, что советские участники совещания – представители армии и КГБ, как вспоминал Заплатин, "друг друга готовы были взять за грудки". Амин чувствовал, что за его спиной происходит неладное. В попытке изменить ситуацию он написал даже письмо Брежневу с просьбой о встрече. Горелов писал: "Перед [моим] отлетом в Москву на Политбюро ночью меня вызвал к себе Амин, с которым мы расстались за несколько часов до этого. – Пожалуйста, – попросил он, – передайте письмо Брежневу… По прибытии в Москву я отдал его начальнику Генштаба. Письмо распечатали, прочитали. – Амин предлагал Брежневу встретиться в любой точке. Но дошло оно до Леонида Ильича или нет, не знаю". В сентябре 1979 года Горелова вызвали в Москву на заседание Политбюро для обсуждения вопроса о вторжении в Афганистан. Генерал армии Иван Павловский, который в то время инспектировал работу советников в Афганистане, располагал достаточной информацией о ситуации в Афганистане, но Брежнев решил послушать мнение "низов". Начальник Генштаба Николай Огарков категорически утверждал, что "ввод советских войск невозможен". Павловский и Горелов также были против. Все трое прибыли на совещание к Брежневу. В кабинете присутствовали Андрей Громыко, Дмитрий Устинов и Пономарев. Брежнев попросил доложить об обстановке в Афганистане. "Ответьте, войска надо вводить или нет?" – спросил Брежнев Горелова. "Нет, Леонид Ильич... Если введут наши войска, американцы усилят помощь антиафганским формированиям. Снабдят их техникой, оружием, советников пришлют и вторгнутся в Афганистан... Наша армия не готова драться в горах. Она не знает, что это такое... Советский Союз понесет огромные материальные и человеческие потери. Наши ребята будут воевать первым эшелоном, а афганцы вторым". Горелова выслушали и попросили удалиться в соседнюю комнату. После него докладывал представитель КГБ в Кабуле генерал-лейтенант Борис Иванов. Когда Огарков, Павловский и Горелов ехали обратно, Огарков сказал: "Мы проиграли". "Я догадался, что Брежнев принял сторону кагэбиста Иванова, который рьяно выступал за ввод войск", – вспоминал Горелов. Именно Иванову советское правительство поручило руководить со стороны КГБ операцией по уничтожению Амина. Шах Вали, министр иностранных дел Афганистана при Амине, вспоминал, что при штурме дворца случайных жертв было много: "К моменту штурма во дворце кроме афганцев находились ваши медики, переводчики, а также советники из КГБ, отвечавшие за безопасность Амина... Погибла моя жена. Убили маленьких сыновей Амина, а его дочь ранили. Убили и еще многих". При этом генерал Заплатин сделал очень интересное наблюдение, касающееся семьи Амина: "Даже после штурма дворца, в ходе которого погиб сам Амин и двое его сыновей, его жена вместе с двумя оставшимися в живых дочерьми и младшим сыном никуда не пожелала ехать, кроме Советского Союза, заявив, что ее муж был другом Советского Союза и она поедет только в эту страну. Так она и поступила. После штурма дворца Амина много говорилось, что он является агентом ЦРУ, но доказать ничего этого не удалось, да и заранее было понятно, что все это ложь... Лучших своих учеников лицея, где он был директором, а также своих родственников, Амин стремился направлять на учебу не в США, Германию, а только в Советский Союз. Поэтому не случайно среди афганских офицеров из числа халькистов было в два-три раза больше со знанием русского языка, чем среди офицеров из числа парчамистов". После советского военного вторжения в Афганистан в КГБ были созданы специальные подразделения, которые были подчинены 8-му отделу ПГУ КГБ. В частности, 19 августа 1981 года Андропов подписал приказ о формировании в составе КГБ подразделения специального назначения – Отдельного учебного центра (ОУЦ) КГБ СССР, более известного как группа специального назначения "Вымпел". В составе этого нового формирования были созданы оперативно-боевые отряды "Каскад" и "Омега". Эти подразделения находились в подчинении начальника управления "C" Дроздова и начальника 8-го отдела ПГУ полковника Киселева. Об уровне подготовки "разведчиков специального назначения" свидетельствует генерал-лейтенант Игорь Гиоргадзе, бывший глава госбезопасности Грузии: "Нам давали такую подготовку, чтобы человек был в состоянии выполнить задание в любой точке земного шара. Начиная от вывода из строя пусковой установки стратегической ядерной ракеты и заканчивая похищением особо важного лица и его дальнейшей переправкой в Советский Союз" (Военно-промышленный курьер, Москва, 1 апреля 2009 года). После успешной операции по устранению Амина Иванов вернулся в Афганистан, где приступил к созданию новых органов афганской госбезопасности при новом руководителе Афганистана Бабраке Кармале. Время от времени он наезжал в Москву, неизменно встречался с Питоврановым и интересовался делами "Фирмы". Питовранов, в свою очередь, нередко навещал Иванова в Кабуле. Но пребывание Иванова в Афганистане закончилось в 1982 году по причине нервного срыва, из-за которого он был отозван на родину, хотя его служба в КГБ на этом не завершилась. В 1983 году он принял участие в составе советской делегации в работе международной комиссии ОБСЕ (Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе) в Стокгольме. Известный советский дипломат Олег Гриневский, возглавлявший советскую делегацию на переговорах, хорошо запомнил Иванова, прибывшего вместе с сыном Юрия Андропова Игорем – сотрудником центрального аппарата МИД СССР: "Очень скоро я понял, что его [Иванова] главной заботой были отнюдь не меры [европейского] доверия, а безопасность сына генерального секретаря. Он был уже в летах – тучный, расплывшийся, но живой и энергичный. Жизнь изрядно потрепала его. Был он резидентом [КГБ] в Нью-Йорке и главным представителем этого ведомства в Афганистане во время ввода туда советских войск... Сам о себе он ничего не рассказывал, сколько я его ни пытал и лаской, и расспросами то в бане, то за столом за бутылкой водки. Все равно молчал – железный, видно, человек. Только улыбался" (О. Гриневский. "Перелом. От Брежнева к Горбачеву". – Попов). Салех Дауд Лишь после советского вторжения в Афганистан стали понятны причины, по которым Питовранов и Иванов были заинтересованы в устранении Амина. Питовранов имел в Афганистане своего высокопоставленного агента, которого звали Салех Дауд, дальнего родственника бывшего афганского короля. В КГБ считали, что Дауд, имевший широкие связи в деловых кругах, равно как и среди шейхов и вождей наиболее влиятельных племен Афганистана, мог быть полезным для советской резидентуры. Этому благоприятствовало и наличие многочисленных родственников Дауда, образованных людей, занимающих высокие посты в государственном аппарате страны. Прилетев в Кабул, Питовранов поделился своими планами с Ивановым, занимавшим в Кабуле должность главы торгового представительства СССР, и с его одобрения приступил к их реализации. Очередную встречу с Даудом Питовранов провел не в посольстве и не в торговом представительстве, а поехал по беспокойному Кабулу к нему домой, поскольку считал, что в посольстве или торгпредстве беседа с Даудом может быть записана. Другое дело дом Дауда, куда оперативная техника КГБ еще не проникла. Здесь можно было говорить откровенно, оговорив основное (последующие встречи проводить в официальных советских представительствах). "Основным" являлась контрабанда афганских драгоценных камней и наркотиков. Питовранов и Калманович Португальский писатель-демократ Марио Невиша, являвшийся также директором Ассоциации ярмарок Лиссабона, был еще одним ценным оперативным контактом 8-го отдела 5-го управления КГБ. Питовранов из приватных бесед с ним сделал правильный вывод об огромном экономическом потенциале африканских колоний Португалии, утраченных ею в 1974 году после революции "красных гвоздик". Невиш, хорошо знавший серьезных португальских бизнесменов, ведущих бизнес в Африке, дал соответствующие рекомендации Питовранову, который умело использовал их в интересах возглавляемой им группы чекистов. В колониальный период на территории Африки располагалось двадцать бантустанов, являвшихся резервациями для коренного черного населения ЮАР и Юго-Западной Африки, будущей Намибии. Отдельные бантустаны получили формальную независимость, однако ни один из них не был признан международным сообществом как суверенное государство. Одним из таких непризнанных государств была Бопутатсвана, являвшаяся самым богатым по количеству полезных ископаемых бантустаном ЮАР. Именно там по заданию чекистов оказался Шабтай Калманович, сумевший благодаря рекомендациям от португальских бизнесменов, полученных при содействии Питовранова, войти в ближайшее окружение главы Бопутатсваны Лукаса Маньяна-Мангопе. В те годы в Африке бушевали войны. С 1975 года на территории Анголы, Мозамбика и Намибии шла гражданская война. В боевых действиях участвовали войска ЮАР. Советский Союз по просьбе главы "Народного движения за освобождение Анголы" (МПЛА) Агостиньо Нето оказывал этому движению значительную военную и финансовую помощь. Кроме СССР военную поддержку МПЛА оказывала социалистическая Куба. Используя возможности советской нелегальной разведки, Калманович стал поставлять оружие противоборствующим группировкам. Расплачиваться с ним они могли только полезными ископаемыми, прежде всего алмазами, платиной и золотом. Именно в этот период Питовранов зачастил в Африку. Его поездки являлись закономерным следствием проводимой им политики по получению сверхприбылей из охваченных огнем войны Анголы, Мозамбика и Намибии: необходимо наладить выкачивание национальных богатств из этих африканских стран. О доходах группы Питовранова можно только догадываться. Но о них можно судить, хотя и весьма отдаленно, по богатству, которое в короткий срок скопил Калманович, в буквальном смысле слова таскавший каштаны из огня войны в Африке для своих кураторов-чекистов. Он стал обладателем замка в Каннах во Франции, приобрел виллу в Тель-Авиве, для удобства передвижения обзавелся собственным самолетом. В Тель-Авиве Калманович отстроил здание, в котором разместилось неофициальное представительство Бопутатсваны, нареченное жителями города "стеклянным дворцом". В начале 1980-х годов не без подсказки и помощи КГБ Калманович познакомился с главнокомандующим армией Сьерра-Леоне Джозефом Момо и принял активное участие в его избирательной кампании на пост президента страны. Став главой государства, Момо способствовал в получении Калмановичем лицензии на разработку алмазных копей. Калманович заработал на этом 20 миллионов долларов. Со второй половины 1960-х годов спецслужбы Варшавского блока благодаря посредничеству Каира стали налаживать сотрудничество с палестинцами. Контакты с Организацией освобождения Палестины (ООП) начались и по линии КГБ, и через восточногерманскую "Штази", и через румынскую "Секуритате". В 1968 году глава разведки ООП Хани аль-Хасан был завербован КГБ и стал агентом под псевдонимом "Гидар". Отец современного терроризма Вади Хаддад тоже был агентом КГБ, финансировался КГБ и работал под псевдонимом "Националист". Хаддад возглавлял Народный фронт освобождения Палестины. В 1970-е годы ООП вошла на правах наблюдателя в Организацию африканского единства, установив при этом весьма тесные связи с региональными партизанскими группировками, например в Намибии (до обретения ею независимости) и в Анголе. Очень скоро ООП вышла за рамки локальной структуры, обретя значимый вес в международной политике. Будущий начальник нелегальной разведки КГБ – управления "С" – Юрий Дроздов с 1975-го по 1979 год возглавлял резидентуру КГБ в Нью-Йорке. Для активизации деятельности по борьбе с "международным сионизмом" летал к нему в Нью-Йорк первый заместитель начальника ПГУ КГБ Борис Иванов. Много раньше, в 1957 году, Дроздов побывал в подчинении генерала Питовранова в ГДР. В 1964 году он был резидентом в Пекине, где двумя годами ранее трудился в должности советника по вопросам безопасности при министерстве общественной безопасности (МОБ) КНР генерал Питовранов. Так что Питовранов, Иванов и Дроздов знали друг друга достаточно хорошо. В то же время Афганистан не был единственным участком постижения и оттачивания "мастерства" сотрудниками созданного Дроздовым "Вымпела". В 1984–1989 годах "Вымпел" проводил операции в Анголе, Мозамбике, Никарагуа и на Кубе, то есть в странах, добывающих "кровавые алмазы", с одной стороны, и вовлеченных в наркоторговлю с другой. В мае 1987 года Калманович был арестован в Лондоне вместе со своим партнером по бизнесу Владимиром Дэвидсоном. Основанием для ареста послужили фиктивные чеки одной американской компании, представленные Калмановичем к оплате, и попытка реализации "кровавых алмазов". Освободившись под залог, Калманович скрылся в Израиле, где был арестован 23 декабря 1987 года по обвинению в "связях с враждебными Израилю режимами, шпионской деятельности в пользу иностранного государства и в нанесении ущерба безопасности государству Израиль". В обвинительном заключении в отношении Калмановича в частности указывалось: "Обвиняемый вступал в контакты с агентами зарубежных спецслужб и передавал им секретную информацию, причиняя ущерб безопасности страны". По совету своего адвоката Калманович заключил юридическую сделку с прокуратурой Израиля, в соответствии с которой он без суда получил наказание в виде лишения свободы сроком на девять лет. Через пять с половиной лет Калманович вышел.
Николай Былков: Записки бывшего подполковника КГБ: Как лишили советского гражданства философа Александра Зиновьева Бывший сотрудник КГБ СССР Владимир Попов, который с 1972-го по 1991 год курировал выезжающих за границу, творческие союзы и международное спортивное сотрудничество, недавно завершил работу над документальной книгой "Заговор негодяев. Разработка второго секретаря канадского посольства «В мае 1982 года бессменный председатель КГБ СССР, занимавший этот пост рекордно долгий период времени за всю историю существования советских органов госбезопасности, Юрий Андропов был избран секретарем ЦК КПСС, в связи с чем произошло новое назначение на должность председателя КГБ. Им стал кадровый сотрудник госбезопасности Виталий Федорчук, состоящий на службе с 1939 года. Для органов КГБ он не был незнакомым человеком, но мнения о нем были разные, от самодура, крайне резкого при решении судеб сотрудников, до профессионала высокого уровня, умеющего ценить толковых сотрудников. Так что все сотрудники центрального аппарата – от руководства до оперативных работников – с напряжением ожидали первых шагов нового руководителя ведомства. Вскоре после смены руководителя КГБ СССР у меня состоялся разговор по оперативной связи (ОС) с коллегой из 2-го главного управления. Мой собеседник был офицером 2-го отдела 2-го главка и являлся сотрудником подразделения, осуществлявшего разработку посольства Канады в СССР. Связался он со мной инициативно, как с руководителем группы, курирующей сборные команды СССР по различным видам спорта. Его, в частности, интересовала сборная команда СССР по синхронному плаванию. Данный вид спорта в тот период времени в СССР находился в стадии становления, состав экспериментальной группы часто менялся. Выяснив у моего заочного собеседника, кто его интересует, я обещал ему перезвонить. Интерес у коллеги из главного контрразведывательного подразделения, которым являлось 2-е главное управление, был к некой Вассе Герасимовой, пловчихе-синхроннице. Наведя необходимые справки, я перезвонил во 2-й главк и в свою очередь поинтересовался, чем могла заинтересовать коллег-контрразведчиков молодая спортсменка 22 лет. Мне было сообщено, что идет разработка по подозрению в осуществлении разведывательной деятельности на нашей территории второго секретаря канадского посольства в Москве по фамилии Гаевский. Он хорошо владел русским языком, благодаря чему установил широкие связи среди москвичей. В числе его устойчивых связей были выявлены Александр Жданов, самодеятельный художник, его жена Галина Герасимова, научный работник, и ее дочь Васса – член сборной команды СССР по синхронному плаванию. В процессе разработки Гаевского было установлено, что он часто встречался со Ждановым и его женой, иногда приобретал отдельные его картины. Галина же обсуждала с канадским дипломатом возможности выезда дочери на постоянное местожительство за границу и возможный его брак с ее дочерью. Гаевский от заключения брака с Вассой Герасимовой категорически отказался по причине значительной разницы в их возрасте, однако при каждом выезде за границу дочери в составе сборной СССР по синхронному плаванию ее мать Галина заранее извещала об этом Гаевского, а недавно она заняла у него некоторую сумму денег в американских долларах. Получив устно указанную информацию, я предупредил коллегу из 2-го главка о том, что я направлю в адрес его подразделения запрос с просьбой письменно проинформировать нас о сути сведений, полученных 2-м отделом 2-го Главка в отношении члена сборной СССР по синхронному плаванию Вассы Герасимовой. При этом я поинтересовался, не повлияет ли на ход разработки иностранного дипломата закрытие выезда для Вассы Герасимовой за границу до выяснения всех обстоятельств дела. Получив ответ, что не повлияет, я подготовил соответствующий запрос в адрес 2-го дела 2-го главного управления и письмо в 10-й отдел КГБ, 2-е отделение которого занималось так называемой специальной проверкой советских граждан, командируемых за границу по линии всесоюзных ведомств, указав в нем, что 11-м отделом 5-го управления КГБ Васса Герасимова взята в оперативную проверку. До окончания проверки выезд ее за границу по оперативным соображениям нецелесообразен. Подобные документы подписывались руководством оперативных отделов. Начальником 11-го отдела 5-го управления КГБ в этот период был только что назначенный на эту должность бывший освобожденный партийный секретарь 5-го управления КГБ Вячеслав Ширинский. На службу в госбезопасность он был направлен по партийному набору с должности секретаря краевого комитета комсомола Красноярска. После окончания курсов для руководящих сотрудников госбезопасности он был назначен на должность начальника 1-го отделения 1-го отдела 5-го управления КГБ, вскоре был избран секретарем парткома 5-го управления, и через несколько лет получил назначение на должность начальника 11-го отдела 5-го управления КГБ. Прежний начальник данного отдела полковник Борис Шведов, возглавлявший его с момента создания в 1977 году, был переведен на должность офицера действующего резерва КГБ, прикрытием которой была должность начальника 1-го отдела Всесоюзной аттестационной комиссии (ВАК), через который проходили утверждения все диссертации на соискание научных степеней. На образовавшуюся вакансию и был назначен Ширинский. Игорь Перфильев Как и любое назначение на руководящую должность, в особенности в замкнутой структуре, каковой являлся КГБ СССР, не обходилось без интриги. В данном случае она заключалась в том, что должность начальника 11-го отдела 5-го управления КГБ давно уже стремился занять молодой и быстро продвигавшийся в своей карьере заместитель начальника 11-го отдела подполковник Игорь Перфильев. Он входил в число крайне малочисленной группы фаворитов Филиппа Бобкова, ставшего к тому времени заместителем председателя КГБ СССР. В бытность его руководителем 5-го управления КГБ Бобков всячески патронировал Перфильеву, невзирая на серьезные промахи в его оперативной деятельности. После окончания Московского института инженеров транспорта Игорь Перфильев был зачислен на двухгодичные курсы при Высшей школе КГБ, на которых проходили подготовку выпускники гражданских вузов для последующей службы в органах государственной безопасности. Курсы эти, как мы уже упоминали, были особенными. Слушателям этих курсов с момента зачисления на них присваивались звания лейтенантов, а по окончании их – старших лейтенантов. Помимо специальных дисциплин курсанты углубленно, в составе малочисленных групп, изучали иностранные языки. В течение всего курса обучения они получали денежное содержание, как офицеры, проживали в семьях и не носили воинскую форму. К тому же курсы эти дислоцировались в Москве, и выпускники зачислялись в различные подразделения Центрального аппарата госбезопасности. Иные курсы, на которых также проходили специальное обучение будущие сотрудники госбезопасности из числа выпускников гражданских вузов, коренным образом отличались от московских. Располагались они в разных городах СССР и, соответственно, слушатели курсов к местам учебы направлялись из различных городов страны. Курсанты жили в общежитиях, естественно – без семей. Иностранные языки не входили в перечень обязательных дисциплин. Офицерские звания присваивались лишь при окончании обучения, а в период его выплачивалась только стипендия. Московские курсы, таким образом, были привилегированными. Обучались на них те, кто имел влиятельных родственников из числа партийной советской элиты и сотрудников госбезопасности. По завершении курсов в 1972 году Перфильев был зачислен в 1-е отделение 1-го отдела 5-го управления КГБ при Совете министров СССР, курировавшее академические институты Академии наук СССР. Однако амбициозному Перфильеву его назначение в указанное подразделение было не по душе. Он стремился во 2-е главное управление, куда получил назначение его близкий товарищ по курсам Александр Сазонов, ставший сотрудником 7-го отдела 2-го главка, курировавшего МИД СССР и управление по обслуживанию дипломатического корпуса и осуществлявшего разработку иностранных корреспондентов, аккредитованных при МИД СССР. Совсем иной размах, а не академическая тоска. Но главное: 2-й главк давал реальную перспективу выезда в длительную служебную командировку за границу и возможность перехода на службу во Внешнюю разведку, в 1-е главное управление КГБ. С большими комплексами, чрезвычайно завистливый Перфильев крайне ревностно наблюдал за карьерой своего бывшего сокурсника. Невольно занявшись рутинной оперативной работой, на первых порах свой службы Перфильев ничем не выделялся. Заметен он был лишь во внутренних интригах. Не без его участия был вынужден покинуть 1-й отдел 5-го управления Евгений Козлов, бывший старшим оперуполномоченным и секретарем партийной организации отдела. Он был переведен в 12-й отдел КГБ СССР. Дело Александра Зиновьева Перевод Козлова в другое подразделение стал для Перфильева знаковым. В числе других объектов оперативного обслуживания Перфильеву было поручено курирование Института философии Академии наук СССР, который ранее находился в ведении Козлова. С середины 1950-х годов в этом институте в качестве научного сотрудника работал Александр Александрович Зиновьев (1922–2006), логик, философ, социолог и писатель, написавший в 1974 году один из лучших оксюморонов (сочетание слов с противоположным значением) ХХ века "Зияющие высоты", книгу, в которой под сатирическим углом зрения была описана советская действительность. После долгих раздумий, отдавая себе отчет в том, что книга эта в Советском Союзе никогда не будет опубликована, Зиновьев в 1976 году дал согласие на издание рукописи в Швейцарии. Публикация ее на Западе в Советском Союзе имела эффект разорвавшей бомбы. Куратор Института философии Академии Наук СССР оперуполномоченный капитан Перфильев не подозревал о написании рукописи Зиновьевым и о задуманном автором издании ее за рубежом. Подобные промахи в оперативной деятельности могли стоить карьеры. Однако, несмотря на серьезный идеологический и политический ущерб, который нанесла советскому режиму публикация на Западе "Зияющих высот", Перфильев не понес наказания. Мне все это казалось удивительным. В период моей службы в 11-м отделе 5-го управления КГБ среди объектов моего оперативного обслуживания находилась редакция газеты "Советский спорт". В числе сотрудников редакции работал Евгений Рубин, выехавший в 1978 году на постоянное жительство в США. Обосновался он на жительство в Нью-Йорке и через несколько месяцев начал работать на радиостанции "Свобода" в качестве спортивного обозревателя. Москва готовилась принимать Игры ХХII Олимпиады, и частые выступления Рубина в эфире были посвящены теневой стороне жизни советского спорта, бывшего, якобы, любительским. В КГБ СССР под грифом "секретно" издавался сборник радиоперехвата, в котором размещались наиболее значимые выступления на волнах зарубежных радиостанций. На распечатках радиоперехвата, которые, по мнению руководства КГБ (а именно им в первую очередь поступали данные сборники) заслуживали внимания органов госбезопасности, накладывались резолюции-указания. Не было ни одного выступления Евгения Рубина на волнах радиостанции "Свобода", посвященных советскому спорту, после которых на распечатках радиоперехвата не оставались грозные указания руководства КГБ СССР и 5-го управления КГБ. Вниз по иерархической лестнице они поступали ко мне, старшему оперативному уполномоченному 3-го отделения 11-го отдела, обрастая по ходу резолюциями руководства отдела и отделения. Резолюции не отличались своей оригинальностью. Общий рефрен их был таков: "Доколе будет вещать этот отщепенец? Почему не принимается никаких мер?" Особенно резок в своих резолюциях был Бобков, писавший: "Когда этому будет положен конец?" Понимай, как хочешь... Редко какое оперативное совещание у руководства управления и отдела обходилось без серьезных упреков в мой адрес по поводу выступлений Рубина. У Перфильева все было по-другому. Никто и не думал ему пенять на Зиновьева. Наоборот, его освободили от всех других дел и поручили разработку Зиновьева, придав ему в помощники тихого алкоголика Бориса Савина. Вдвоем, имея всемерную поддержку от непосредственных руководителей, включая руководство 5-го управления, они ринулись на выдающегося ученого, не бывшего антисоветчиком. Результаты их деятельности были представлены в записках в ЦК КПСС. Подобными "записками" руководство госбезопасности информировало высший партийный орган о результатах своей деятельности и вопросах, требующих решения руководства партии и страны. Вот некоторые из этих документов: Секретно СССР Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР ЦК КПСС 28 июня 1978 года № 1311 А О мерах по пресечению антисоветской деятельности Зиновьева А. А. В дополнении к нашему №2576А от 15 ноября 1976 года сообщаем, что бывший старший научный сотрудник Института философии АН СССР Зиновьев А. А. полностью встал на антисоветский путь. В беседах с окружающими он прямо заявляет о готовности вести борьбу с существующим в СССР государственным и общественным строем. В частности, он говорил: "Считаю, что нужно приветствовать всякий протест против этого строя жизни, вплоть до бросания бомб, убийств, покушений – все, что угодно". В последнее время Зиновьев активно устанавливает связи с антиобщественными элементами, его квартира становится местом встреч антисоветски настроенных лиц. Зиновьев принимает участие в обсуждении готовящихся антисоветских акций, к нему тянутся всякого рода отщепенцы. В марте 1978 года швейцарское издательство "Век человека" выпустило новый антисоветский пасквиль Зиновьева под названием "Светлое будущее" (в прошлом оно же издавало "Зияющие высоты"). В очередном пасквиле содержится крайне циничные клеветнические измышления о советской действительности, теории и практике коммунистического строительства, оскорбительные выпады против В. И. Ленина, нашей партии и его руководства. Советское общество Зиновьев клеветнически изображает, как "Модель коммунизма с колючей проволокой... в четыре ряда". Пасквиль Зиновьева направлен на разжигание национальной розни и вражды между народами. В нем содержатся грубые выпады в отношении интернациональной политики Советского государства. Особо грубым оскорблениям автор подвергает советских людей: "У нас нормой являются самые отвратительные качества человеческой натуры... и прикрыта вся эта мерзость самой грандиозной и самой лживой идеологией". Зиновьев всячески восхваляет Солженицына. "Я перед ним преклоняюсь. Я ценю его не за правду, а за бунт против лжи и насилия", заявляет автор устами одного из персонажей пасквиля. Лейтмотивом "Светлого будущего" является призыв к борьбе с существующим в СССР государственным строем. В уста персонажей книги он вкладывает прямые призывы: "Надо драться. Будем драться или нет, от этого зависит ход истории... Надо всю систему в корне перестраивать... Забастовки нужны. Побольше забастовок, и дело сдвинется... Есть одно средство от насилия – сопротивление". В повседневной жизни Зиновьев систематически встречается с рядом корреспондентов капиталистических государств, снабжает их клеветнической информацией и с их помощью организует за рубежом антисоветские кампании в целях привлечения внимания к своей персоне, которая якобы борется за свободу научной деятельности и противопоставляет себя советским институтам, "подавляющим свободу личности". Непосредственное участие в антисоветской деятельности Зиновьева принимает его жена – Зиновьева О. М., 1945 года рождения, беспартийная, домашняя хозяйка, которая полностью разделяет его враждебные взгляды, резко отрицательно относится к советской действительности. Анализ материалов показывает, что Зиновьев сознательно встал на путь антисоветской деятельности. В автобиографии, переданной нелегально за рубеж и опубликованной в реакционной эмигрантской газете "Русская мысль" Зиновьев пишет о готовности заявить об отказе от советского гражданства и просить политического убежища в какой-либо из стран Запада". Имеющиеся в Комитете госбезопасности материалы свидетельствуют о том, что вся деятельность Зиновьева является противоправной и есть юридические основания для привлечения его к уголовной ответственности. Однако эту меру пресечения антисоветской деятельности Зиновьева, по нашему мнению, в настоящее время применять нецелесообразно по той причине, что, по заявлению ряда лиц, близко знающих Зиновьева, он ранее лечился от алкоголизма, психически неуравновешен, страдает манией величия. Эти обстоятельства могли бы (в случае привлечения Зиновьева к уголовной ответственности) послужить причиной и мотивом для признания его судом психически больным с направлением на принудительное лечение. С учетом развязанной на Западе кампании вокруг психиатрии в СССР эта мера пресечения представляется нецелесообразной. В тоже время известно, что Зиновьеву поступило приглашение для участия в симпозиумах, чтении лекций по логике в некоторых университетах Западной Европы и США, а также частное приглашение из Франции. Зиновьев делает попытки оформить документы на выезд за границу совместно с женой и дочерью дошкольного возраста. Комитет госбезопасности считает возможным разрешить Зиновьеву и его семье выезд в одну из капиталистических стран в частном порядке и закрыть ему въезд в СССР. Вопрос о лишении советского гражданства решить в зависимости от поведения за рубежом. (Проект постановления ЦК КПСС прилагается.) Просим рассмотреть. Председатель Комитета Госбезопасности Андропов Спустя два месяца в ЦК КПСС из КГБ была отправлена новая депеша: Секретно Комитет Государственной безопасности СССР ЦК КПСС 17. 08. 78. № 1670 А О лишении Зиновьева А. А. советского гражданства В дополнении к №1311А от 28 июня 1978 года сообщаем, что выехавший с семьей 6 августа с. г. в ФРГ Зиновьев продолжает заниматься антисоветской деятельностью. После получения разрешения на выезд он предпринял меры к группированию вокруг себя отдельных негативно настроенных к советской действительности лиц и с целью оказания враждебного воздействия неоднократно выступал перед ними с резко антисоветскими заявлениями, обусловил нелегальные каналы связи с некоторыми антиобщественными элементами для использования их в подрывных целях. По прибытии в ФРГ Зиновьев перед представителями буржуазных средств информации вновь выступил с резко антисоветских позиций: заявил о своей полной поддержке лиц, занимающихся в СССР враждебной деятельностью, и призвал зарубежные реакционные круги оказывать им всяческое содействие; одобрил клеветническую истерию на Западе о "нарушении прав человека" в нашей стране; афишировал удовлетворение тем, что западные ученые под этим предлогом демонстративно отказываются от поездок в СССР и т. п. Учитывая, что Зиновьев систематически совершает действия, не совместимые с принадлежностью к гражданству СССР, наносит своим поведением ущерб престижу Союза ССР, Комитет госбезопасности считает целесообразным лишить Зиновьева А. А. советского гражданства (проекты постановления ЦК КПСС и указа Президиума Верховного Совета СССР прилагаются). Указ Президиума Верховного Совета СССР по этому вопросу опубликовать в Ведомостях Верховного Совета СССР. Просим рассмотреть. Председатель Комитета Ю. Андропов. 22 августа 1978 года Александр Зиновьев был лишен советского гражданства, а заодно всех научных званий и наград, в том числе полученных в боях с нацистской Германией. В документах, направляемых в ЦК КПСС за подписями руководителей КГБ, после исходящего номера документа всегда указывалась начальная буква фамилии подписавшего документ. Буква "А" соответствовала фамилии Андропова, "Ч" – его заместителя Чебрикова, "Б" – Бобкова. На лицевой стороне документов всегда отсутствовала фамилия исполнителя – автора документа. Она указывалась на обратной стороне последней копии документа, где также указывалось количество копий и адреса, куда были направлены документы. Вот там-то и была указана фамилия того, кто сочинял доносы на Зиновьева: Перфильев И. В. Именно им, ставшим к 1991 году заместителем начальника управления "З" КГБ СССР, заблаговременно до упразднения КГБ была дана команда по уничтожению документов по разработке Зиновьева, насчитывавшей к тому времени 35 томов. Они были отправлены в печь, в которой уничтожались дела в КГБ. За время разработки Зиновьева и до момента его фактической высылки из СССР Перфильев чрезвычайно быстро двигался по служебной лестнице, пройдя путь от оперуполномоченного до начальника 1-го отделения 11-го отдела. Вскоре, после того как Александр Зиновьев оказался на Западе, Перфильев получил назначение на должность заместителя начальника 11-го отдела 5-го управления, всего лишь за семь лет с начала оперативной деятельности. Подобно ему так быстро продвигался в своей карьере лишь еще один сотрудник 5-го управления – Валерий Федорович Лебедев, бывший, как и Перфильев протеже Филиппа Бобкова. Агент "Львов" и система "Арктика" В феврале 1980 года в американском городе Лейк Плэсид проходили ХIII зимние Олимпийские игры. В составе советской спортивной делегации под соответствующими прикрытиями на Олимпиаду выезжали члены оперативной группы из числа офицеров КГБ СССР. Руководителем оперативной группы был назначен начальник 11-го отдела 5-го управления КГБ полковник Борис Шведов. Но за две недели до вылета в США он неожиданно заболел и группу возглавил его заместитель по руководству 11-м отделом подполковник Перфильев. В составе оперативной группы также выезжали в США офицеры 11-го отдела 5-го управления КГБ – заместитель начальника 2-го отделения 11-го отдела подполковник Эрнст Давнис, включенный в состав сборной команды СССР по хоккею; старший оперуполномоченный 2-го отделения 11-го отдела капитан Владимир Лавров, включенный в состав сборной команды СССР по фигурному катанию; старший оперуполномоченный 2-го отделения 1-го отдела 5-го управления КГБ майор Юрий Балев, на которого была возложена задача по контрразведывательному обеспечению советских журналистов, аккредитованных на Олимпиаде. Остальные члены оперативной группы были из числа офицеров 1-го и 2-го главных управлений КГБ СССР. Для Перфильева и Лаврова выезд на Олимпийские игры в составе оперативных групп КГБ СССР был не первым. В 1972 году, будучи начинающими оперативными работниками в 1-м отделении 1-го отдела 5-го управления КГБ при СМ СССР они выезжали в Мюнхен (ФРГ), где проходили летние Олимпийские игры. Эти соревнования были отмечены трагедией, унесшей жизни 11 членов делегации Израиля, захваченных палестинскими террористами в качестве заложников и убитых ими при попытке их освобождения спецслужбами ФРГ. После мюнхенской трагедии по решению ЦК КПСС и КГБ СССР советские спортсмены на все крупные международные соревнования выезжали в сопровождении офицеров госбезопасности. По возвращении из Лейк Плэйс-сити агент "Львов" – Семен Григорьевич Близнюк, – заведующий международным отделом газеты "Советский спорт", представил мне письменное агентурное сообщение, из которого следовало, что два сотрудника редакции газеты "Советский спорт" Дмитрий Рыжков и Анатолий Коршунов в последний день Олимпиады несколько часов провели в комнате пресс-центра соревнований, которая являлась офисом радиостанции "Свобода", аккредитованной на Олимпийских играх. В офисе "Свободы" они общались и распивали спиртные напитки с сотрудниками радиостанции. Так как Перфильев в качестве руководителя оперативной группы КГБ, осуществлявшей контрразведывательное обеспечение советской делегации в ходе Олимпиады в Лейк Плэйсиде, по возвращении должен был представить отчет о деятельности опергруппы, составленный на основе персональных отчетов ее членов, я доложил ему в срочном порядке агентурное сообщение агента "Львов". При этом я поинтересовался, известно ли ему об этом факте, как руководителю оперативной группы. Не отвечая на мой вопрос, Перфильев протянул сборник радиоперехвата системы "Арктика" и указал страницу, с которой мне следовало ознакомиться. Системой "Арктика" в КГБ именовалась специальная служба, которая в составе кораблей, замаскированных под гидрографические суда Академии наук СССР с огромными антеннами, закрытыми маскировочными белыми шарами, осуществляли контроль эфира в высоких широтах. На основе сведений, полученных в результате радиоперехвата, составлялись специальные сборники, которые первоначально получали руководители КГБ. Далее, с соответствующими резолюциями, они шли вниз по иерархической служебной лестнице. На предложенной мне для ознакомления странице был приведен перехваченный телефонный разговор сотрудника радиостанции "Свобода" Юрия Дулерайна, звонившего из офиса в Нью-Йорке своему коллеге Юрию Змию, работавшему в офисе радиостанции "Свобода" в Мюнхене. В разговоре по телефону Дулерайн рассказал своему коллеге о встрече и длительной беседе в последний день прошедшей в Лейк Плэйсиде Олимпиады с двумя советскими журналистами. Фамилий и имен своих собеседников Дулерайн не называл, но отметил совпадение во многом их взглядов на жизнь в Советском Союзе с мнением журналистов, живущих и работающих на Западе. По словам Дулерайна, один из собеседников заявил, что он бы без сожаления остался в США, если бы не больная жена дома, в Москве. По правилам от Перфильева должны были последовать указания об установлении личностей советских журналистов. Но тот при составлении отчета о деятельности руководимой им оперативной группы КГБ в Лейк Плэйсиде попросту умолчал о факте перехваченного разговора. Ни сообщение агента "Львова", ни информация системы "Арктика" в отчет Перфильева не вошли. И дело было не в том, что он "пожалел" журналистов, критиковавших советскую действительность. Умалчивая об инциденте, Перфильев скрывал факт серьезного недосмотра со стороны члена его опергруппы Юрия Балева, которому была поручена работа с агентурой из числа журналистов, аккредитованных на Олимпиаде, и слежка за всеми остальными. Отрази Перфильев этот факт в своем отчете, и за этим последовало бы серьезное разбирательство, в результате которого встал бы вопрос о профпригодности самого Перфильева. Впрочем, этот вопрос все равно был поставлен – через несколько лет, когда сбежала Васса Герасимова.»
Николай Былков: Как Кобзон освобождал Калмановича. Записки офицера КГБ «Подполковник госбезопасности Владимир Попов служил в КГБ СССР с 1972 по 1991 год, работал в Пятом управлении, в отделах, которые курировали выезжающих за границу, творческие союзы и международное спортивное сотрудничество. В 1995 году он эмигрировал в Канаду. В книге "Заговор негодяев" Владимир Попов рассказал о том, как советские писатели и спортсмены сотрудничали с КГБ, и назвал имена многих агентов. Одна из тем "Заговора негодяев" – созревший еще в 1970-е годы в недрах КГБ заговор, целью которого был захват власти в стране сотрудниками спецслужб. Ключевой фигурой этого заговора Попов называет генерала Евгения Питовранова, пользовавшегося особым доверием Юрия Андропова. В интервью Владимир Попов рассказывал о своих выводах, об отношениях КГБ с Иосифом Кобзоном и авторитетным предпринимателем Шабтаем Калмановичем, который в 1987 году был приговорён израильским судом к 9 годам заключения за шпионаж в пользу СССР и провел 5,5 лет в израильской тюрьме. В 2009 году Калманович был убит в Москве. В 2019 году Следственный комитет объявил о раскрытии этого преступления. В освобождении Шабтая Калмановича из израильской тюрьмы принял активнейшее участие известный эстрадный певец Иосиф Кобзон. Иосиф Кобзон родился 11 сентября 1937 года в городе Часов Яр Донецкой области. В 1956 году он окончил Днепропетровский горный техникум. С 1956 по 1959 год служил в армии. Во время службы был приглашен в ансамбль песни и пляски Закавказского военного округа. В 1959 году стал солистом Всесоюзного радио. С 1962 по 1989 год Кобзон был солистом Москонцерта. В 1985 году Кобзон был приглашен на пост вице-президента по гуманитарным вопросам Ассоциации "ХХI век". Ассоциация была создана братьями Амираном и Отари Квантришвили, известными криминальными авторитетами. В 1986 году по инициативе Кобзона был создан фонд "Щит и лира" социальной защиты работников органов внутренних дел. Кобзон стал его руководителем. Популярный эстрадный певец с ярко выраженными качествами лидера, Кобзон не случайно оказался таким успешным. Он обратил на себя внимание сотрудников 8-го отдела 5-го Управления КГБ, осуществлявших разработку еврейских националистов и зарубежных сионистских центров. В начале 1970-х годов Кобзон пополнил ряды агентов этого отдела. Довольно скоро, как ценный агент, он был принят на связь лично начальником 5-го Управления КГБ генералом Филиппом Бобковым. Оставался он в этом качестве до добровольной отставки Бобкова в январе 1991 года. Их личные отношения сохранялись до самой смерти. Кобзон многим был обязан своему патрону Бобкову. 5-е Управление КГБ, возглавляемое Бобковым, курировало Министерство культуры СССР и Госконцерт СССР, благодаря чему уже в начале своей сценической карьеры солист Москонцерта Кобзон имел самую высокую ставку за выступления. Бобков способствовал получению Кобзоном звания заслуженного артиста РСФСР в 1973 году, звания народного артиста РСФСР – в 1980-м и народного артиста СССР – в 1987-м. Не много было советских исполнителей со столь высокими званиями. Высокие звания давали почет и материальный достаток, но в полной мере не удовлетворяли стремления Кобзона, выросшего в бедной семье, к реальному материальному благополучию. И снова помог генерал Бобков, тем более что в Кобзоне была большая нужда. Начиная с 1980 года Кобзон девять раз побывал с концертами в Афганистане, где выступал перед советскими воинами. Но выступления перед военнослужащими не были главным заданием Кобзона в Афганистане. Во время поездок Кобзона в представительство КГБ в Кабуле стали поступать оперативные данные о контрабанде крупных партий афганских наркотиков, спрятанных в реквизите музыкального коллектива Кобзона. Представитель 5-го Управления КГБ в Кабуле майор Александр Евдокимов, получавший информацию о контрабанде, сообщал об этом в Центральный аппарат КГБ с рекомендацией провести тщательный таможенный досмотр багажа, с которым в очередной раз возвращался в Москву музыкальный коллектив во главе с Кобзоном. Но полеты в Кабул совершали самолеты советской военно-транспортной авиации с собственного базового аэродрома Чкаловский, расположенного в ближнем Подмосковье. Аэродром этот был военным и не имел таможенных постов. На неоднократно направляемые Евдокимовым в 5-е Управление КГБ телеграммы о необходимости проведения таможенного досмотра следовал один и тот же ответ: "Признано нецелесообразным". К началу 1980-х годов Иосиф Кобзон стал одним из первых советских нелегальных миллионеров. Вернувшись через пару лет из командировки в Афганистан, майор Евдокимов с удивлением обнаружил, что места в 5-м Управлении КГБ, где он считался признанным асом оперативного розыска, за что был награжден высшей ведомственной наградой "Почетный сотрудник госбезопасности", ему нет. Состоявшаяся по его инициативе личная беседа с Бобковым подтвердила его опасения, и Евдокимов принял решение перейти в созданное в системе КГБ СССР Управление по оперативному обеспечению МВД СССР и милицейских органов на местах (Управление 3В). Здесь судьба свела Евдокимова с Геннадием Аршиновым, до нового назначения служившим в 3-м Главном управлении КГБ (военная контрразведка) и являвшимся куратором афганской линии. Именно к нему поступала информация из Особых отделов советского контингента войск в Афганистане, передававшаяся затем руководству 3-го Главного управления. Именно от Аршинова узнал впоследствии Евдокимов, что против таможенного досмотра Кобзона и его коллектива при возвращении из Афганистана возражал лично Бобков. Когда советский агент Калманович оказался в израильской тюрьме, Бобков поручил Кобзону осуществление операции по вызволению Калмановича. С присущей Кобзону энергией и хваткой он взялся за порученное дело и с честью его выполнил. Для прикрытия действий Кобзона по вызволению Калмановича была использована версия о старой (неведомо откуда возникшей) дружбе Калмановича и Кобзона. "Мы подружились семьями задолго до моего ареста. Между нами не было никакой корысти, не было совместного бизнеса. Поэтому и возникла настоящая дружба", – рассказывал Калманович в одном из интервью, но не уточнял, когда именно они успели подружиться семьями, да и какими именно семьями. Кобзон был женат трижды; столько же раз был женат Калманович. Легенда о дружбе была прикрытием для деятельности агента 5-го Управления КГБ Кобзона. Калманович вспоминал: "Что бы ни говорили про Кобзона, как друг он невероятно предан. За собственные деньги летал в Израиль, навещал меня. Иосиф был тогда депутатом Верховного Совета, и его не досматривали в тюрьме. Контрабандой он приносил мою любимую рыбу в томатном соусе, кильку, бычков и конфеты "Белочка"... Я никогда не забуду, как много он для меня сделал. Поднял на ноги всех. Люди, которых я никогда в жизни не встречал, по просьбе Кобзона хлопотали о моем досрочном освобождении... Кобзон привозил официальные письма от [Михаила] Горбачева, [Геннадия] Янаева, [Бориса] Пуго, [Александра] Руцкого с просьбой о досрочном освобождении. Причем в Израиле по аналогичным статьям отбывали срок еще несколько человек, но за них Горбачев, скажем, не просил. А письма эти Кобзон организовывал в одиночку, обивая пороги кремлевских кабинетов". Очень трогательно. Особенно про бычков в томате и конфеты "Белочка". Калманович родом был из Прибалтики. Ему ностальгичнее было есть рижские шпроты. Давление, которому подверглись израильские власти, было беспрецедентным. Посол России в Израиле Александр Бовин описывает эту поразившую его историю достаточно красочно: "Никаких указаний из Москвы насчет Калмановича у меня не было. Был на эту тему примерно месяц назад разговор с Кобзоном (когда он приходил ко мне с Глазуновым). Но я как-то пропустил его (разговор) мимо ушей. Зря пропустил… Кобзон приехал в Израиль на круизном теплоходе вместе с художником Ильей Глазуновым. Его принимал премьер-министр Шамир… Помощник премьера спросил: "Возможно ли сделать портрет Шамира?" – "Пожалуйста", – ответил Илья Сергеевич. "Сколько это будет стоить?" – "Ничего, – ответил художник. – Только отпустите из тюрьмы Калмановича". Фамилию он прочитал по бумажке, подсунутой заранее Кобзоном… 29 апреля [1992 года]. Чудный день. Сижу на террасе гостиницы "Кинг Давид" (в ней, естественно, остановился Руцкой), пью кофе, жду развития событий. И они начинают развиваться. Из окна мне машет Кобзон, потом спускается. Выражает удивление, что посол России ничего не делает для вызволения из тюрьмы прекрасного человека Шабтая Калмановича... По просьбе Кобзона к израильскому руководству обращались: министр внутренних дел СССР Б. Пуго, вице-президент СССР Г. Янаев, народный депутат СССР Е. Примаков, премьер-министр Украины В. Фокин, министр культуры СССР Н. Губенко, вице-президент РСФСР А. Руцкой. Руцкой обратился к премьеру Израиля И. Шамиру и в качестве вице-президента Российской Федерации. Привожу последнее послание полностью: "Уважаемый господин Премьер-министр! В августе 1991 года мною было направлено письмо в Ваш адрес, в котором я просил Вас проявить чувство гуманности и освободить по состоянию здоровья бывшего гражданина СССР Шабтая Калмановича, отбывающего наказание в Израиле. Пошел пятый год его заключения. Состояние здоровья резко ухудшилось. На встрече со мною в сентябре 1991 года г-н Арье Левин заверил меня, что Ш. Калманович будет освобожден на второй день после установления дипломатических отношений между нашими странами. С тех пор прошло достаточно времени, однако позитивного решения данного вопроса не последовало. В этой связи я вынужден вновь обратиться к Вам с просьбой сделать все от Вас зависящее для досрочного освобождения Ш. Калмановича по состоянию здоровья. С надеждой на понимание и на скорую встречу с Вами на древней земле Израиля. Вице-президент РФ А. Руцкой. Москва. Кремль. 12 марта 1992 года". Не уверен, что был (или есть) еще "бывший гражданин СССР", о судьбе которого так заботились официальные лица. Молодец Кобзон! ...[Я] сказал Кобзону, что меня стесняет посольский мундир, но попробую помочь. Мне не хотелось выходить на официальные каналы. Поэтому 13 мая с надежной оказией [я] направил приватное письмо директору СВР: "Дорогой Женя! – писал я. – Тут на меня наседает "общественность" (и наша, например, И. Кобзон, и не наша) по поводу Калмановича. Почему я не настаиваю на его помиловании? Ответить легко – нет указаний настаивать. Но совестно так отвечать. Тем более, что человек отсидел уже полсрока и серьезно болен. В общем, я совсем было собрался идти к Шамиру, да червь чиновничьей субординации, взращенный в "застойный" и предшествующие ему периоды, не дает покоя. Как бы чего не вышло… Какой совет мог бы ты дать мне в такой ситуации? Заранее признателен. Твой Саша". "Женя" – это директор Службы Внешней разведки Евгений Примаков. Бовин продолжает: "Не знаю, может быть, "оказия" не сработала, но совет до меня не дошел. Решил действовать самостоятельно. 22 марта посетил Шамира и обратился к нему со следующим экспромтом: "…Я очень благодарен Вам, господин премьер-министр, за то, что Вы успешно способствуете устранению "колючек и ловушек" из области российско-израильских отношений. Тем не менее, некоторые колючки еще остаются. Одна из них – это, несомненно, вопрос о Калмановиче. Понимаю, что при упоминании этого имени у Вас, как говорят в Одессе, молоко в грудях киснет (тут скис переводчик). Но вопрос надо решать. Не буду повторять аргументы в пользу его досрочного освобождения. Они много раз приводились, ничего нового я бы не добавил. Я просто прошу Вас еще раз подумать над этим вопросом. Разрешите оставить Вам письмо по этому поводу". Через несколько дней Бовин затронул тему Калмановича в беседе со спикером кнессета Довом Шилански. Тот обещал переговорить с премьером. 9 июня было получено письмо от генерального директора канцелярии премьер-министра Йозефа Бен-Аарона, где сообщалось, что дело Калмановича "изучается". В июле 1992 года премьер-министром Израиля стал Ицхак Рабин, и в начале сентября Бовин направил письмо Рабину: "...Я не могу и не хочу обсуждать юридическую сторону вопроса... Время, когда в отношениях между нашими странами господствовали недоверие и подозрительность, уходит в прошлое. И пусть вместе с ним уйдет в прошлое и дело Калмановича – порождение этого времени. Досрочное освобождение этого человека могло бы стать еще одним свидетельством того, что путь назад закрыт, что Россия и Израиль смотрят в будущее". 1 ноября Бовин снова поднял вопрос о Калмановиче в разговоре с Рабиным. Информируя МИД об этом разговоре, он сообщал что "процедура займет еще полтора-два месяца". В декабре посол Израиля А. Левин передал Руцкому, что израильтяне решили освободить Калмановича "при условии его незамедлительного выезда из страны". 10 марта 1993 года президент Израиля подписал указ о досрочном освобождении Калмановича. 13 марта в Израиль прилетел Кобзон, предложил Бовину отметить освобождение "на троих". "Но мне представлялось неудобным встречаться в данной ситуации с Калмановичем. Поэтому на следующий день мы с Кобзоном отмечали "на двоих", – вспоминал Бовин. Отмечать было что: Калманович имел доступ к международным счетам группы Питовранова, которыми оперировал до момента ареста. Через Кобзона он поставил Лубянке условие: освобождение в обмен на информацию о счетах. По возвращении Калмановича в Москву Кобзон и Калманович организовали несколько акционерных обществ с названием "Лиат-Натали" – по именам своих дочерей. "Кобзон открыл мне все двери. Я ему очень за это благодарен", – говорил Калманович. На самом деле "все двери" открывал не Кобзон, а кураторы Калмановича из КГБ – Питовранов, Бобков и Иванов. Возможности у них для этого были значительные, несмотря на развал СССР. Но с самим Калмановичем Кобзон "раздружился". По словам Калмановича, "наши пути в бизнесе разошлись. Иногда мы встречаемся и вежливо здороваемся". "Бизнес" тут был ни при чем. Поставленное спецслужбами перед ним задание агент Кобзон выполнил. На этом его обязательства в отношении Калмановича кончались. "Лиат-Натали", скорее всего, были платой Калмановича Кобзону на посредничество в деле освобождения из израильской тюрьмы. Никаких иных обязательств в отношении Кобзона у Калмановича не было. Это была одна из многочисленных операций советско-российских спецслужб. Только и всего. Основанием для дружбы она не являлась.»